Батумский связной
Шрифт:
– Он абсолютно прав, – согласился Борис.
Он проводил свою спутницу до салона и вернулся в гостиницу, где его уже поджидал Саенко, пробравшийся в его номер тайком, с помощью знакомого мальчишки, что на кухне драил котлы и убирал мусор.
– Аркадий Петрович велел идти вам в слободку, Марфа Ипатьевна вернулась.
Опять Борис переоделся попроще, описал Саенко молодого человека, что следил за ним по поручению Вольского, и спустился по лестнице. Саенко взял свой короб, припрятанный в укромном месте с помощью все того же кухонного мальчишки, открыто вышел из дверей гостиницы и направился прямо к молодому
В слободку он поспел к обеду. Марфа Ипатьевна накрывала на стол. Была она, как обычно, в темном ситцевом платье, но голову покрывал сегодня яркий цветастый платок.
– Что, Марфа Ипатьевна, погадали на короля? – вполголоса спросил Борис, заглядывая в кухню.
– На всех погадала, – смеясь, ответила хозяйка, но в глазах ее мелькнула затаенная грусть, – все про вас теперь знаю.
– Ну и что нас всех ожидает?
– Ожидает вас поздняя дорога и казенные хлопоты. Про тебя точно не знаю, а про него, – она кивнула на дверь комнаты, – уверена.
– Хорошая гадалка оказалась? Мне бы кто на сестру мою погадал – жива ли?
– Вот этого не надо, – серьезно заметила Марфа Ипатьевна, – не нужно случайным людям судьбу родного человека доверять. Одно дело – на зазнобу или на милого дружка гадать: любит, не любит, помнит али забыл давно, а другое дело – на родного человека, жив ли он.
Борис в который раз поразился рассудительности своей хозяйки.
Аркадий Петрович отодвинул тарелку.
– Ну, Марфа, не томи душу: удалось выяснить что-нибудь важное?
Борис отметил про себя, что Горецкий впервые при нем назвал хозяйку просто по имени.
– Нашли следы Просвирина? – поддержал он подполковника.
– Про Просвирина вашего ничего не знаю, а мужик в доме у Авдотьи Лаврентьевны определенно есть, – посмеиваясь, ответила хозяйка.
– Из чего же вы вывод такой сделали? Использовали дедуктивный метод? – пошутил Борис.
– Не знаю никакого такого метода, а только глаза-то у меня всегда при себе. Ну, сами посудите, живет Авдотья якобы одна, а в сенях чугун борща стоит – вот такой! – Она показала какой. – Одному человеку нипочем такое количество за день не съесть, а впрок варить при жаре нынешней – все ж прокиснет. Дальше смотрю – сапоги мужские под лавкой спрятаны.
– Мало ли от кого сапоги остались! Может, от бывшего полюбовника!
– Если бы они бесхозные были, то не валялись бы под лавкой, – резонно возразила Марфа Ипатьевна. – Авдотья выжига такая, ничего у нее не пропадает. Живо бы сапоги эти на толкучку снесла.
– Значит, думаете, у сапог хозяин есть?
– Верно, и в доме у Авдотьи чуть табаком припахивает. Вроде бы не только что курили и проветрено, а все же дух остался. Конечно, сейчас и некоторые бабы курят, не спорю, но Авдотья не из таких, уж это
– М-да, Марфа Ипатьевна, вам бы сыщиком быть! – не унимался Борис. – Ната Пинкертона за пояс заткнули бы!
– Чур, ты, насмешник! – Она слегка ударила его по руке. – Можете не верить, но я-то знаю: есть у Авдотьи мужик, прячет она его в доме. Как заметила, что я по сторонам гляжу, так на меня зыркнула! Видно, что деньги нужны, оттого и гадает, а так бы взашей вытолкала. Так что уверена я: там он. Мы, женщины, такие вещи про свою сестру всегда почуем.
– Так и она, выходит, могла вас в подозрении держать, раз женщины такие вещи чувствуют: есть, мол, кто или нет? – неосторожно начал Борис и тут же остановился, потому что хозяйка так гневно на него посмотрела, что язык присох к гортани.
Он оглянулся на Горецкого, но тот думал о чем-то своем, рассеянно глядя в окно. Борис виновато развел руками и опустил повинную голову, потом глазами и руками изобразил, какой же Аркадий Петрович глупый, что пренебрегает такой женщиной, и будь он, Борис, на его месте, то он бы… После чего Марфа Ипатьевна не выдержала и засмеялась. Горецкий очнулся от дум, посмотрел с неудовольствием на веселую компанию и спросил:
– И как думаете, Марфа Ипатьевна, где она Просвирина прячет – в подполе?
– Кто же знает… В доме тесно, все заставлено комодами разными, буфетами…
– Что ж, надо действовать, – решил Горецкий. – Если Просвирин что-то заподозрит, то средь бела дня не отважится выйти на улицу, будет темноты ждать. До этого мы его и возьмем.
– А если он так и будет у Авдотьи в кладовке сидеть? Баба хитрая, так запрячет, что с обыском не найдешь…
– А мы ему поможем, – загадочно усмехнулся Горецкий. – Такое представление устроим, что сам к нам выскочит как миленький. Куда это Саенко запропастился?
– Тут я, – донеслось из сеней, – только вошел.
– Давай, голубчик, сходи-ка вот по поручениям. – Аркадий Петрович махнул рукой, приглашая Саенко в комнату поговорить.
– Что за жизнь! – вздохнул Саенко. – Ни тебе поесть, ни тебе попить, ни тебе отдохнуть в тенечке. Таскайся по этакой жаре туда-сюда. Эх, грехи мои тяжкие!
Перекусив наскоро и вылив на голову ведро воды, Саенко отправился обратно в город, чтобы к вечеру успеть выполнить многочисленные поручения подполковника Горецкого.
Феодосия – город небольшой. И все важные учреждения находятся в центре. А также магазины, аптеки и почта. Еще полиция, комендатура и здание контрразведки.
Молодой татарин, что следил за Борисом, по-прежнему стоял напротив дверей гостиницы. Время шло к трем часам, солнце нещадно накалило мостовую, казалось, что камни плавились в его лучах. Тень ушла, и соглядатай, измучившись, рискнул уйти со своего поста, чтобы выпить прохладительного в кофейне за углом, посчитав, что в этакую жару ни один нормальный человек не выйдет из дома. Машинально оглядывая улицу в окно, он вдруг заметил знакомую фигуру. Сегодняшний коробейник, что привязался к нему утром как банный лист с разговорами, шел по улице деловым шагом. Короба у него татарин не увидел и, приглядевшись, с изумлением заметил на нем военную форму. Он протер глаза, думая, что привиделось от жары, но не зря же битых полчаса он отвечал на вопросы настырного коробейника – лицо его он запомнил очень даже хорошо.