Батюшка сыскной воевода. Трилогия.
Шрифт:
Седобородый боярин встал, шагнул ко мне, широко обнял, одарил троекратным отеческим лобызанием и… фривольно подмигнув Яге, вышел вон. Бабка аж блюдце на пол уронила от такого обращения…
– Митька-а! – Я постучал по оконному стеклу. – Еремеева ко мне, срочно!
С первого раза он не понял, пришлось повторить на пальцах, дошло, убежал искать.
– Бабуль, а вы что обо всём этом думаете?
– Охтиж… Чего ж тут думать-то, известное дело – охальник он и есть! Седина в бороду – бес в ребро.
– Минуточку…
–
– Бабушка!
– Как считаешь, на пятнадцать суток потянет? – с надеждой приподнялась Яга.
Я гулко хлопнул себя ладонью по лбу – дал бог сотрудничков! Однако других нет, и эти, надо признать, самые лучшие…
– Насчёт исчезновения царя что вы думаете?
– Ах вон ты о чём… – Бабка покраснела, словно её поймали за подсматриванием в мужской бане. – Дык правду ты молвил, Никитушка, никуда не денется государь. Это он, видать, с отчаяния да с перепугу великого лыжи навострил… Возвернётся, поди! Гороха нашего сызмальства большая ответственность отличала.
– Вот и замечательно, тогда у нас на очереди… – В горницу шагнул стрелецкий сотник, стряхивая с шапки снег. – Заходи, Фома! Садиться не предлагаю, время не ждёт. Поздравь нас – царский кубок найден!
– Да неужто?! – восторженно ахнул Еремеев и тоже распахнул объятия, но я вовремя его остановил:
– Спасибо! Я знал, что ты, как и любой честный лукошкинец, будешь рад до небес. Теперь о задании… Я хочу, чтобы ты под большим секретом сообщил об этом приятном известии всей своей сотне. Не стесняйся, говори громко, так, чтобы ребята не подумали, будто в отделении от них скрывают информацию.
– Да нешто мы не люди русские, нешто не понимаем… – смущённо потоптался с ноги на ногу геройский сотник. – Всех оповещу, а уж парни у меня – могила! Дело секретное, что ж раньше времени языком трепать?!
– Вот именно, – я обличающе ткнул ему пальцем в грудь, – и не забудь предупредить, что отныне кубок хранится у меня в комнатке, на втором этаже, под подушкой слева! Ну, это на случай, если кому взбредёт уточнить… Вдруг попадутся недоверчивые?
Еремеев лишний раз подтвердил полную лояльность своих ребят, поимённо поручился за каждого и с места в карьер ринулся «радовать секретной тайною».
– А ить хитёр же ты, сыскной воевода! – завистливо прищёлкнула языком бабка. – До вечера почитай всё Лукошкино будет знать, что кубок чемпионский в отделении обретается, да где лежит, да как найти. Хочешь соучастника местного изловить? Думаешь, он, упырь неспортивный, вдругорядь за кубком побежит?
– Несомненно. Я по-прежнему убеждён, что его брал фанат хоккея! А значит, вор вернётся на место преступления… В смысле, вернётся за кубком.
– Ну дак этой ноченькой и жди… А мне-то, старой, что делать прикажешь?
– Не прикажу, а попрошу, – вежливо поправил я. – Бабушка,
– Ох, ох, охонюшки мне… – призадумалась Яга. – Уж больно дело непростое. Двух-трёх владельцев последних, может, ещё и укажу, а глубже… не обессудь! На нём ить и твои руки, и Митькины лапищи, и Алекса Борра, ну как больше и не разгляжу ничего…
– Давайте попробуем?
– И то, за старанье, поди, не бьют, – философски заключила бабка-экспертиза. Судя по её загоревшимся глазам, результат будет, несмотря ни на что.
– Вот и отлично! – обрадовался я. – Через пару минут можем начинать. Мне только надо дать задание Митяю…
Видимо, есть какая-то особая порода горбатых, которых даже могила не исправит. Так вот, Митя из их серии… Заявить ему, что царь пропал, я не мог. С его прямолинейной старательностью он всё Лукошкино на уши поставит, в каждом сугробе будет Гороха разыскивать, в каждую собачью конуру заглядывать и арестовывать, соответственно, всех подряд. Поэтому обычную задачу для него всегда надо чуточку усложнять…
– Митя, тут у нас в городе опасный сумасшедший появился. Мнит себя царём Горохом, привлекает нездоровое внимание населения. При задержании может оказать сопротивление. Справишься?
– За честь почту во имя правопорядку местного голову сложить!
– Я так и предполагал…
– Вы ж меня знаете, Никита Иванович! – расправив плечи и сделав самое похоронное лицо, начал он. – Задания по задержанию безумцев опасных – дело для меня самое сердцу любимое! А уж ежели кто мордой своей безрогой вздумает личину государя нашего поганить… Убью на месте лбом об валенок!
– Митя, это лишнее, – строго напомнил я. – Сумасшедший гражданскому суду не подлежит. Нам его только поймать надо, а уж Яга вылечит в принудительном порядке. Так что иди, найди, в тулуп осторожненько заверни и бабуле нашей сдай с рук на руки.
– Не извольте беспокоиться, исполню, как велено! А так вопросик один, любопытствую…
– По существу или отвлечённо?
– Отвлечённо.
– Нет.
– Тады по существу.
– Валяй, но коротко.
– Вот, к примеру, ежели собака бешеная за ногу тяпнет, ведь, говорят, от неё тоже сбеситься недолго. А коли сумасшедший этот кусаться зачнёт, ить больно небось будет?
– Пожалуй… – задумчиво признал я. – Поэтому и дело названо особо опасным.
– Ага! – воскликнул он, но я уже знал, что это значит.
– Не волнуйся, маменьке на деревню передадут.
– И вот…
– Тебя похоронят с почестями, оркестром и барабанами, а гроб закажем у Шмулинсона.
– Но я…
– С чёрным бархатом, цветочками и росписью под хохлому.
– Но если…
– Тебе ампутируют укушенную ногу и отправят в санаторий инвалидов МВД за государственный счет!