Шрифт:
Проснувшись в среду утром, Байберманн обнаружил, что его душа исчезла.
— Это невозможно, — сказал он себе. — Я же знаю, что она была при мне, когда я вчера ложился спать.
Он обшарил спальню, стенные шкафы, кабинет, даже кухню (вдруг оставил душу там, когда в полночь спускался, чтобы съесть сандвич с ореховым маслом), но поиски результата не принесли.
Он спросил миссис Байберманн, но та решительно утверждала, что днем раньше ему принесли душу из чистки.
— Вернется, вернется, — успокаивала мужа миссис Байберманн. —
— Но мне она нужна сейчас, — запротестовал Байберманн. — Я же литератор, а каково писать без души?
— Мне-то всегда казалось, что у некоторых самых известных писателей души нет и в помине, — ответствовала миссис Байберманн, имея в виду коллег ее мужа.
— А мне она нужна, — стоял на своем Байберманн. — Разумеется, без нее можно и обойтись, когда принимаешь душ или ковыряешься в саду, но, если я сажусь за работу, мне без нее никак.
И он продолжил поиски. Поднявшись на чердак, порылся в барахле, накопившемся там за много лет. С фонарем в руке спустился в подвал, с трудом продравшись сквозь заграждения из сломанных стульев и диванов, которые все собирался отдать Армии спасения. Отчаявшись, позвонил в ресторан, где прошлым вечером ужинал со своим агентом: вдруг случайно забыл душу там. К полудню ему пришлось признать, что душа потеряна или по меньшей мере запрятана так, что с ходу ее не найти.
— Ждать больше нельзя, — заявил он жене. — К сожалению, мои книги бестселлерами не становятся. Мне надо сдавать их в срок, чтобы оплачивать счета. Я должен приняться за работу.
— А не дать ли объявление в газету? — спросила жена. — Мы можем предложить вознаграждение.
— Так и сделаем, — кивнул Байберманн. — И отнесем заявление в полицию. Они постоянно сталкиваются с заблудшими и потерянными душами. — Он направился к кабинету, остановился, посмотрел на жену, картинно вздохнул. — А пока придется работать без нее.
Он закрыл за собой дверь, уселся за стол, и работа закипела. Сюжеты (пусть и не самые оригинальные) сыпались, как из рога изобилия, идеи (слегка затасканные, но еще вполне пригодные) возникали одна за другой, персонажи (довольно-таки банальные) появлялись как по мановению волшебной палочки. Короче, его удивила легкость, с которой он настрочил дневную норму страниц. И все бы ничего, если б не зудящее чувство, что какого-то компонента недостает, и причина тому — исчезнувшая душа.
Однако, просмотрев написанное, он решил, что накопленное за жизнь мастерство может скрыть многие недостатки. Поэтому он что-то изменил там, что-то подправил здесь, где-то добавил эротики, чтобы ублажить читателя, где-то оставил неудачную фразу, чтобы порадовать критиков, и наконец предъявил супруге законченный труд.
— Слабее обычного, — прокомментировала миссис Байберманн.
— А по-моему, неплохо, — обиделся Байберманн.
— Неплохо, — согласилась жена, — но раньше ты на этом не останавливался.
Байберманн пожал плечами.
— Стиль компенсирует все огрехи. Может, никто и не заметит, чего здесь недостает.
И действительно, никто вроде бы и не заметил. Агенту роман понравился, читателям понравился, а самое главное — понравился издателю. Положив на свой банковский счет внушительную сумму, Байберманн вновь принялся за работу.
— Насчет души слышно
— Полиция, несомненно, ее разыскивает, — беззаботно ответил Байберманн. — Мы, между прочим, не можем ходить голодными. А мастерство презирать не следует.
За каждый из следующих трех романов он получал все больший задаток. Множились и хвалебные рецензии. Он становился известным писателем. Владеющим словом, знающим окружающую его жизнь, в творчестве которого чувствовался грустный налет, свойственный тем, кто выстрадал свой успех. И хотя души Байберманну по-прежнему недоставало, он понимал, что его нынешнее положение не лишено достоинств.
— Теперь у нас достаточно денег, — как-то заявила его жена. — Может, пора и отдохнуть? К нашему возвращению твоя душа наверняка найдется, а если нет, так добудем тебе новую. Я слышала, в Гонконге их делают за три дня.
— Чушь собачья, — отмахнулся Байберманн. — Мои романы популярны, я наконец-то начал зарабатывать хорошие деньги, сейчас не время для отдыха. И потом, мне кажется, ты была куда стройнее, когда выходила за меня замуж.
После следующей книги он отрастил эспаньолку и хвостик, а также начал заниматься в ближайшем спортивном зале, чтобы чувствовать себя увереннее, когда прелестные юные создания просили у него автограф на творческих вечерах. Он вовсю сыпал позаимствованными бог знает у кого шуточками, стал желанным гостем телевизионных ток-шоу. Дело дошло до того, что он начал писать автобиографию, приукрашивая или отсекая факты, от которых так и веяло скукой.
Но однажды, холодным зимним утром, в дверь его дома постучал детектив.
— Да? — спросил Байберманн, затягиваясь турецкой сигаретой, вставленной в золотой мундштук, и подозрительно глядя на детектива.
Тот вытащил истертую, изодранную душу и протянул ее Байберманну.
— Отыскали в одном ломбарде в Джерси. У нас есть все основания полагать, что это ваша душа.
— С вашего разрешения, я удалюсь в ванную примерить ее. — Байберманн взял у него душу.
Прошел в ванную и запер за собой дверь. Затем осторожно развернул душу, пригладил тут и там, стараясь не обращать внимания на ее нынешнее прискорбное состояние. Примерять душу он не стал: очень уж она грязная, ободранная, кто знает, в чьих руках она побывала. Вместо этого он начал пристально ее осматривать, ища знакомые приметы: складочки и пятнышки, приобретенные главным образом в студенческие годы, и пришел к однозначному выводу, что держит в руках собственную душу.
На мгновение его охватило безмерное счастье. Наконец-то он сможет вернуться к истинной Литературе!
Затем посмотрел на свое отражение в зеркале. Значит, опять безденежье и полное отсутствие свободного времени, потому что совершенству нет предела? Байберманн нахмурился. Прелестные молодые создания будут брать автографы у кого-то еще, телеведущие будут беседовать с другим автором бестселлеров, а на его литературные вечера забредет разве что коллега-писатель.
Он продолжал разглядывать Нового Байберманна, с ухоженной эспаньолкой, в шелковом галстуке с широкими, как у шарфа, концами, твидовом пиджаке, с чуть утомленным жизнью взглядом из-под полуприкрытых век. Затем глубоко вдохнул, отпер дверь и вернулся в холл.