Байкал. Книга 7

Иванько Татьяна

– Да не может быть такого. «Черную смерть» и ту победили, оспу, полиомиелит, «испанку», фашизм, толерантизм, что там ещё… и это пройдёт волной и схлынет. А насчёт роботов… Может электричество в мире отключить и дело с концом? – сказал Агори.

– У роботов аккумуляторы и солнечные батареи, это ничего не решит уже, это скорее погубит людей, которые вокруг электросетей выстроили свою цивилизацию, – негромко как всегда произнёс Викол.

– Диавол мутит воду, – проговорил кто-то, кажется, Эрик.

– Нет, – уверенно ответила Аяя. – Ему невыгодна гибель

человечества, с людьми погибнет и Он сам. Людские души и сердца – Его пища, что ему делать в мире, где нет людей? Он потому и сильнее год от года, что людей в мире всё больше, а чистоты и веры всё меньше…

Мы все выпрямились, переглядываясь, и засобирались по домам. Действительно, было уже поздно, из-за этого разговора увлекшего и заинтересовавшего всех, мы засиделись дольше обычного.

– Рыба, проводишь меня? – сказала Аяя. – Заодно Дамэ полечим с тобой.

Мы с Эриком шли вдоль улицы, наши с ним дома были рядом, напротив друг друга. Вот вроде и мало нас, всего несколько человек, а город наш не меньше какой-нибудь Валетты, к примеру, а то и побольше… Места мы не экономили, и Агори развернулся, с удовольствием ровняя широкие улицы, выкладывая их полированными каменными плитами, и приговаривал при этом с грустью, что, возможно, это его последний город на земле.

– Если так пойдёт, как теперь: они архитектуру и строительство обратили в хитроумный бизнес и воровство, – сказал он тогда, мы стояли на высоте скалы втроём с Аей, куда мы подняли его, чтобы показать место, выбранное ею. Отсюда раскрывался вид на Великое Море, и в то же время, оно было надёжно скрыто от людей.

– Чепуха, Агори, это первый город предвечных, что тебе предстоит построить, а не последний. Начало, а не конец. А что до остального: строительство всегда было лучшим способом воровать, – сказала Аяя. – Потому великие стройки и продолжались всегда так подолгу.

Агори засмеялся и спросил её:

– Тебе откуда знать об этом, ты столетиями бежишь от людей.

– А разве не так? – смеясь, ответила и Аяя. – Как иначе можно семь сотен лет стоить один собор? Даже во времена Кеми и вавилонской башни жульничали и воровали, что говорить…

И вот мы остановились с Эриком возле наших домов, в моём горит свет, я не выключаю ночников или настольных ламп, а в его доме темно, только на крыльце и дорожке от калитки горят неяркие дежурные фонарики, чтобы ему не оступиться.

– Свет не гасишь из-за Него? – спросил Эрик. – Из-за…

Но я не дал ему произнести имя Люцифера, я как никто знаю, что не стоит призывать Его особенно в ночи, когда Он сильнее.

– Я не видел Его давно, но свет не гашу, да…

– Ты Его боишься? – спросил Эрик, вглядываясь в меня.

Я пожал плечами.

– Это не страх, но… Я знаю, что такое быть Его игрушкой. Из всех предвечных только я один так хорошо знаю это. Он ничего не даёт, он только берёт, всё отбирает и лишает свободы… всего. Но тебя не тронет.

– Почему?

Я засмеялся.

– Они боятся тебя. Силы Тьмы в ужасе перед тем, что ты можешь, Эр.

– Они могут меня убить.

Я засмеялся.

Он не понимал. Он никогда не понимал, каким даром он обладает.

– Тогда ты попадёшь к Ней, Повелительнице Той стороны, а Она этого страшится как ничего иного. Когда-то, пока ты не осознавал своей силы и власти над ними – да, они могли тебя убить, но не теперь. Ты же не останешься там, за Завесой.

– Нет, конечно, – засмеялся он.

– Вот и ответ тебе.

– Я остался бы там только с тобой и с Аяей. Но вас я Им не отдам, так что… Будем жить, Ар.

Мы пожали друг другу и даже обнялись. А перед тем как уйти к себе, я спросил:

– В мире, действительно, так страшно нынче?

Близко глядя мне в лицо на хорошо освещённой улице, Эрик сказал:

– Хотел бы я ошибиться.

Эрик никогда не был трусом, никогда не был осторожным, и тем более тем, кто чувствует беду там, где её нет. Напротив, он мог не заметить того, что уже било волнами о крыльцо дворца, как сам он говорил, имея в виду, и наводнение, погубившее Авгалл и все приморское царство, и то, что его самого некогда едва не подняли на вилы повстанцы под предводительством Марея-царевича, и даже преступную жену Зигалит… Поэтому я склонен был ему поверить. Если уж Эрик бьёт в набатный колокол, это не значит, что пожар приближается, это значит, занялась крыша…

И это ещё больше укрепило меня в моём решении действовать немедленно, ведь если так, не сегодня-завтра в наш город явиться Ван, а его я считал настоящим соперником, потому что только он сумел сделать того, чего не удалось даже Эрику, он отнял у меня Аяю. Ему она родила сына, и, если бы он не натворил непоправимых ошибок, что привели его в объятия Вералги, в плен, что был организован ею, в её силки, как выражалась Рыба, я не знаю, что было бы в течение всех этих веков, увидел бы я Аяю вообще.

– Что ты… говоришь… – поморщилась Аяя, когда я сказал ей это уже не следующее утро.

Я пришёл очень рано, она едва пробудилась, я застал её в утреннем платье, причём внизу мне встретилась Рыба, что, как оказалось, ночевала здесь. И спросил у неё о здоровье Дамэ, вспомнив, что вчера его не было с нами.

– Нормально всё. Ты… – Рыба вгляделась в меня и не стала задавать вопрос, а сказала, приглушив голос: – Ты поднимайся, Арий, наверху она, только что умывалась, воду лила, я слышала. Так что… иди, с Богом. И… не тушуйся. Ломаться будет, не отступай. Неизвестно, что нас ждёт-то, а ты всё ждёшь… нечего с женщинами ждать, будто не знашь. Приходишь и берёшь. Не то другие отберут.

Дожил, что Рыба меня к Аяе толкает едва ли не насильно, подумал я. Вот жалкая я фигура, как состарившийся девственник, даром, что это иллюзия… Вот и застал я её, убирающей постель. Она вздрогнула и обернулась. Большой тяжёлый лесной кот спрыгнул с подоконника внутрь комнаты, поглядел на меня и, подняв хвост, неторопливо вышел вон.

– Ты что это? – Аяя вздрогнула от неожиданности, увидев меня в дверях. – Ты как… кто тебя впустил? А… Дамэ так и не встал ещё.

– Рыба впустила, – сказал я.