Байкал. Книга 7
Шрифт:
– Но это дело нескольких недель, вот что я вам скажу, – продолжил Эрик. – Болезнь очень заразная, и высокая смертность. Люди боятся, хаос нарастает, если так пойдёт, в города начнут вводить войска, чтобы поддерживать порядок. А ещё кругом роботы, которым, конечно, биологическая опасность нипочём. Кто ограничит теперь роботов, тот победит эпидемию.
– А я всегда думал, что эпидемии побеждают прививки.
– До прививок ещё надо дожить, вакцины не создаются за неделю, а болезнь возникла всего три месяца назад, и уже охватила все страны мира… И это не прежние, это вроде той самой чёрной смерти, почти без надежды, если человек заразился…
– Я читал, тридцать процентов смертность, – сказал Агори.
– Если так, это очень серьёзно, такого ещё не было, – сказал Викол. – Думаю, нашим лучше приехать сюда, пересидеть, пока наладятся дела в мире, предвечных зараза может убить, как любого человека. Аяя, пошли им весь, пусть приедут.
Мы по сию пору пользовались прежними нашими правилами и обычаями, потому что не доверяли ни телефонам, ни электронной почте, всем было известно, что эти средства связи были уязвимы, а Аяиных птичек и котиков никто ни перехватить, ни подслушать не мог.
– А где мы их разместим тут всех? Для Мира с Арит дом есть, а Вералга и Ван? Орсег?
– Я уступлю Вералге свой дом, – сказала Рыба. – Если не погнушаются, конечно. А сама к Аяе перейду, примешь, Яй?
Аяя улыбнулась старой подруге:
– Конечно, буду рада. У меня большой дом.
– У всех нас большие дома, – сказал Эрик, почему-то хмурясь.
– А где Дамэ, Аяя? – спросила Рыба. – Странно, что не видно его сей дань.
– А он спит, – Аяя почему-то коротко взглянула на Эрика.
– Спит? Вот дела… Уж не заболел ли?
– Может и так, ты взглянула бы, Рыба.
– А почему ты Рыбу зовёшь, не меня? – спросил я.
Аяя улыбнулась мне, опустив ресницы:
– Рыба лучше знает Дамэ, ему не лекарь нужен, а друг.
Нет, я слишком долго жду. Чего ради? И чего жду вообще? Мир, за пределами наших скал и Великого Моря, затрясся, зашатался, и может упасть. Хотя нам уже несколько раз казалось такое: и когда мы только начали строить здесь наш город на Байкале, мир выкашивала чума, и в двадцатом веке, когда войнами, идущими одна за другой, заполыхала вся Европа, а ненависть достигла такого накала, что казалось, мир точно не выстоит. Но ничего мгла рассеялась, и продолжили жить.
Вот и теперь нам что-то такое кажется, но мир и человечество выстояли ранее, и я склонен думать, что и теперь будет то же. Но я могу и ошибиться, в любом случае, наверное, все вскоре соберутся здесь. Сюда приедет и Ван, к чему приведёт эта встреча Аяи и Вана?.. Ван… Ван… и почему он вообще затесался меж нами? Столько тысяч лет живем, за всё это время новых было только трое – Аяя, Агори, и вот, Ван, чтобы ему провалиться…
Я давно не был в большом мире. То есть в ближние города я, как и другие ездил регулярно, но это, хотя и многонаселённые места, но всё же живущие своей жизнью, не в гуще событий и не на пересечении тысяч путей. Вот и заболевших этой новой опасной инфекцией здесь совсем немного, хотя тут Эрик прав, так пойдёт, через несколько недель на планете может не остаться уголка, свободного от заразы.
– По-хорошему мы и тебя должны были поместить в карантин, – усмехнулась Аяя, пока мы все слушали нашего путешественника.
– Можете на мой счёт не волноваться, если бы я заболел, я не поехал бы сюда, не стал бы рисковать вами.
– Ты можешь не знать… – негромко промолвил Викол.
– Погодите… Я всё же не понял насчёт роботов, – хмурясь, сказал Агори, который весь этот вечер сидел, задумчиво слушая Эрика. – Эрбин, ты несколько раз упомянул о них. Почему роботы? Ну, инфекция, понятно, новая опасная и очень заразная болезнь – это я понимаю, но роботы… Они существуют уже не одно десятилетие, двадцать первый век открыл эру роботов, и с каждым годом их, самых разных, всё больше, что плохого, что дома возводят, и улицы метут, и дома убирают не люди, а механизмы?
Эрик посмотрел на него.
– Не механизмы, Викол, то-то, что не механизмы. Будь это механизмы, я бы не волновался. Механизм – та же метла, или строительный кран, они не думают сами и не создают себе подобных, заранее вкладывая в них то, что считают необходимым. А роботы сегодняшнего дня… это не механизмы, это то, что сто лет назад назвали искусственным интеллектом и он теперь соперничает с человеческим, – сказал он.
– Ну, роботам человека не передумать, – усмехнулся я.
Эрик обернулся ко мне:
– Я понимаю твою заносчивую уверенность, Ар, и где-то даже разделяю. Но ты слишком давно не был в больших городах, где на улицах роботов едва ли не больше, чем людей. Нас им не передумать, это верно, человек существо, созданное Богом, а роботы – людьми, уже поэтому люди совершенны, а роботы – нет. Но в последнее время мне кажется, что они начали об этом догадываться.
– Что? – засмеялась Рыба.
Но Басыр, хмурясь, проговорила:
– Что ты хочешь этим сказать?
– Я не знаю…. – вздохнул Эрик. – Но… мне тревожно. Может быть, у меня просто паранойя, но мы всюду под их присмотром, мы, не они. Никто не считает, не определяет, где они и что делают, когда мы не видим. Люди посчитаны, пронумерованы, счета, паспорта, документы, на каждого с рождения ведётся целое досье. Но не на роботов. Они свободны, люди – нет.
– Теракты, убийства и грабежи устраивают люди, не роботы. Это было придумано для безопасности, – нахмурился Викол, бледнея, однако.
– Возможно… Я не говорю, что я прав, я говорю, что мне тревожно, – пожал плечами Эрик. – Мне было очень неуютно на этот раз в моем путешествии, где за мной каждую секунду следили.
– Подожди, что значит, «что делают, когда мы не видим»? – сказал я, это и впрямь стало казаться бредом. – Ты что, подозреваешь роботов в заговоре против человечества? Фантастики начитался?
Признаться, я готов был расхохотаться, если бы я знал Эрика чуть хуже, я решил бы, что он сошел с ума. Ну какие заговоры роботов?
– Я не люблю фантастику, ты знаешь, – сказал Эрик. – На деле всё оказывается куда страшнее и хуже, чем описано в этих красочных романах. И теперь я очень хотел бы оказаться параноиком, и чтобы вы посмеялись над моими сегодняшними страхами через год-другой. Но скажу вам честно, мне не по себе. Мне давно не по себе в современном мире, уже лет тридцать, даже пятьдесят. Сейчас 2091-й, так что и побольше… И вообще, я уже не уверен, что двадцать второй век наступит, если всё так пойдёт и дальше.