Байкеры

Романов Николай

Он мысленно вернулся в маленький приморский поселок на побережье Карибского моря, куда его забросили на несколько часов, запомнившихся на всю жизнь удивительной тишиной и размеренностью. Ослепительно белый песок впитывал в себя зеленоватые морские воды, но прибой едва-едва слышен, так, лишь слабый намек, шуршание песчинок. Можно долго лежать на песке, наблюдать за отдельными песчинками, и тебе совсем не скучно. Состоянию твоей души нет названия. Можно перевернуться на спину и долго смотреть на белую сигару маяка, уткнувшуюся в раскаленное небо, по которому еле-еле ползет одинокое облачко, постепенно растягивающееся,

как клок шерсти на веретене, и исчезающее, обратившись в невидимую нить. И ни одного человека вокруг. Какое счастье! Два-три домика, стены покрыты известью и увиты растениями с фиолетовыми цветами лиловыми цветами, розово-желтыми цветам… И то же жужжание неведомых насекомых, которые боятся моря и не трогают путника, если он рядом с морской водой.

Он мог бы остаться там. Мог бы… Если бы не те несколько «правильных» слов, которые ему вдолбили в голову и заставили поверить, что это — его собственные мысли, и никуда от них не деться.

Загасив окурок, Кей аккуратно приподнял Кока-Лолу и поцеловал. Потрепал по голове, взлохматив волосы, и неожиданно грустно произнес:

— Верный друг байкера — это вы, девчонки! Остались нам в жизни — пиво, бабы и рок-н-ролл…

Они покинули стоянку под названием «Последняя Перед Концом Света». Все автобусы в ту сторону, вероятно, ушли. Отставшим предлагалось добираться на своем транспорте.

Кей выбрал байк.

Последние, кого встретили сегодня из пестрой байкерской братии Кей и Кока-Лола, оказались несколько обкуренных парней и девчонок, на дюжине мощных японцев догнавших неторопливо рассекавшего ХаДэ. Бесшабашная компания поравнялась с Харлеем и дружно заорала, приветствуя «братьев по трассе». Кей не обратил бы на них внимания, если бы не пассажир в коляске. Обыкновенный с виду, в нахлобученном на голову шлемаке, он сидел неустойчиво, неуверенно раскачиваясь, словно не определил, держаться ему за ручку или плюнуть на все и вылететь из люльки на первом же крутом повороте. Черный комбинезон навевал мрачные мысли, которые подтвердились, когда Кей остановился и перебросился парой слов с вожаком группы.

Пока еще крепкий парень, с крупными чертами лица, в кожаном шлемаке и с красно-черной банданой, наверченной на рукав, с неожиданной кликухой Баянист, охотно покинул байк и вместе с Кеем направился к люльке. Остальные окружили Кока-Лолу и завели обычный треп ни о чем. Девушка внимательно рассматривала неожиданных собеседников. Постепенно выражение ее лица менялось. Она напряглась и несколько раз оглянулась на Кея. Тот стоял рядом с люлькой и наблюдал за Баянистом, снимавшим шлем с головы не сопротивлявшегося бесцеремонному обращению пассажира, которому все равно, что с ним проделывают.

Естественно, покойникам жизнь на поверхности земли по барабану. То, что перед ним покойник, Кей понял сразу. Он еще не завонял, но только по причине того, что мертвеца обдувал свежий встречный воздух, а помер он, если наркоши колючие не врут, только сегодня утром. Изможденное лицо наркомана с широко открытыми глазами уставилось на Кея, у которого раздраженно дернулся уголок рта.

Он обернулся к Кока-Лоле и прислушался к занятному диалогу, завязавшемуся между его девушкой и тонконогой выцветшей девицей, прислонившейся к одному из ребят. Хилыми ручками она обхватила большого плюшевого мишку.

— На фига тебе медведь?

— Там котики.

— Что?

— Наркотики, — не выдержал Кей.

Ему знаком этот странный жаргон. Кока-Лола встрепенулась.

— А какие?

— Хуана.

— ??

— Марихуана, — пояснил приятель худосочной Медведицы.

— Она что, всегда говорит только второй половиной слов? — Кока-Лола бросила свирепый взгляд на несчастную девочку, не понимая, что той жить осталось совсем недолго. Скоро она споткнется о порог и полетит в вечность.

— Проверь, милая.

Окружающие не прислушивались, занятые набиванием косяков.

— Эй, наркоша, ты так треплешься всегда?

— Гда, — слабо улыбнулась наркоша.

Кей вмешался, растолкав кружок наркоманов вокруг несказанно обрадовавшейся его возвращению Кока-Лолы, над которой зависло и росло облако с неповторимым запахом сенсимильи, бухнулся в седло и рванул с места, постаравшись уйти на поворот до того, как его снова нагонит компания обдолбанных мотоширял.

Кока-Лола молчала, положив голову ему на спину и разглядывая быстро чередующиеся поля и рощи. Она даже тихо заснула на несколько минут. Кей чувствовал это, но не мешал, зная, что она и во сне цепко держится за него. Проверено.

Он думал о группке, направлявшейся за город хоронить своего приятеля. Он знал этих ребят, но держал их на расстоянии, как многие другие байкеры, не приветствующие «двойной кайф» — смесь скорости и наркоты. Они называют это double joy, и у них даже есть свой престарелый гуру, проповедующий жуткую смесь удовольствий. Они зовут его сокращенно DJ, Ди-Джей.

Они всегда так хоронят покинувших колонну. Если от покойника что-то осталось и он не угодил под гусеницы единственного на много километров вокруг трактора, а отдал концы в пустой квартире с множеством изгаженных самопальной химией кастрюль, то счастливчика везут в траурной мотоколяске, одетого в черное и со шлемом на голове. Все обдолбанные. «Зароем там, где много травы», — так они говорят.

Они не закрывают глаза своим мертвым. Они сами хоронят своих мертвых. Что за жизнь, если такая смерть? «In the wind», как говорят байкеры в Калифорнии, то есть ширнуться — и вперед, с ветерком.

Кею запомнилась сальвадорская calabozo, тюряга. Туда он угодил по собственной глупости, поддавшись на уговоры симпатичной pingo, шлюхи-латиноски, навестить ее дома, а не трахаться в грязи за пулькерией, тропическим вариантом нашей распивочной. Его стукнули по затылку, не успел он спустить штаны, и оттащили за ноги в каталажку. Через пару дней приехал comandante, начальник, и наорал на босоногих полицейских за то, что ошиблись и взяли не того. В тот раз Кей «работал» на местную власть.

Но за эти дни он успел до одури нанюхаться сладкого запаха травы каннабис. Ее пучками выкуривали соседи по камере — мелкие бандиты, крестьяне-должники и дезертиры, которые постоянно пребывали в состоянии en ganchos, под кайфом. На второй день Кей не выдержал и после пары затяжек ему уже было все равно, где он и почему. Все вокруг вызывало только приступы бессмысленного смеха. Даже едва поднимающееся над землей окошко калабозо, которое надзиратели, бродившие снаружи, использовали как очко сортира, веселило его. А когда за ним приехали из отряда, он свалился на землю от хохота. До того потешными казались ему растерянные физиономии его друзей.