Байки из роддома
Шрифт:
У женщины не было никаких противопоказаний к эпидуральной анестезии: ни прыщей в месте предполагаемой пункции, ни пониженной свертываемости крови, ни неврологических заболеваний, ни предлежания плаценты. Закончив осмотр, Данилов подошел к раковине и начал тщательно мыть руки. При этом он говорил, обращаясь к обоим супругам сразу:
– Суть эпидуральной анестезии заключается в том, что обезболивающий препарат вводится в непосредственной близости от нервных корешков, которые «собирают» болевые ощущения от промежности, матки и органов малого таза вообще и передают их дальше – в головной мозг.
Большая часть этих подробностей была непонятна людям, далеким от медицины, но Данилов был уверен, что пациенты должны знать или хотя бы иметь представление о том, что он будет делать, как и для чего. Информированное согласие на эпидуральную анестезию, подписанное пациенткой, было уже вклеено в историю родов (постарался заведующий отделением анестезиологии и реанимации), но Данилов всегда проговаривал вслух то, что считал нужным, особенно если в воздухе пахло конфликтом, чтобы не слушать потом: «а нам не сказали» или «нас не предупредили».
– Мы заплатили столько, что в первую очередь вы должны позаботиться о нашем удобстве! – перебил его муж. – А о своем – в последнюю очередь!
О выражении его лица, скрытого под марлевой повязкой, можно было судить по недружелюбному, колючему взгляду.
– Все наши усилия в первую очередь направлены на благо наших пациентов, – ответил Данилов ровным голосом, глядя прямо в глаза собеседнику, а затем протер руки тампоном, смоченным в спирте, и обратился к медсестре:
– Ира, будьте любезны.
Анестезист подвинула к доктору столик с инструментами, сняла с него стерильную салфетку-покрывало и распечатала упаковку одноразовых перчаток.
– Тряпье! – хмыкнул муж роженицы, взглянув на салфетку.
Стерильные салфетки и простыни и впрямь выглядят неаппетитно – совсем не как в кино, где все белье или снежно-белого, или пастельно-салатового цвета. В жизни же стерильные простыни серо-бурые и покрыты разномастными пятнами – этим они внешне отличаются от белых нестерильных.
Дело в том, что при стерилизации белье обрабатывается горячим паром, отчего ткань окисляется, темнеет и приобретает «грязный» вид, будучи при этом абсолютно чистой.
Акушерка тем временем сняла с роженицы рубашку и помогла ей усесться на краю кровати, свесив ноги вниз, согнув спину, опустив голову и плечи и положив руки на колени.
– Маша, тебе удобно? – забеспокоился муж.
– Беременной женщине в таком положении удобно быть не может, – вздохнул Данилов, надевая перчатки, – но удобного положения для пункции еще не придумали.
Доктор взял у Иры еще один тампон со спиртом и протер перчатки сверху, затем принял металлический зажим, похожий на ножницы с изогнутыми лезвиями – в них был зажат тампон, смоченный йодом. Данилов принялся тщательно обрабатывать место пункции, забирая широко вокруг. После йода обработал кожу семидесятиградусным спиртом, затем снова йодом и опять спиртом. Привычку к старому методу обеззараживания кожи Данилов приобрел во время интернатуры по анестезиологии и неукоснительно следовал ему, игнорируя новомодные асептики.
– Как это «не придумали»? – после непродолжительной паузы «взбух» муж. – А разве лежа пункцию не делают?
«Начитанный», – подумал Данилов с раздражением, переходящим в головную боль.
– Ваша супруга имеет несколько избыточную массу тела, – стараясь говорить ровно и убедительно, начал Данилов, – ввиду чего оптимальный доступ, страхующий от осложнений, возможен лишь в положении сидя. Но если вы настаиваете, то я могу сделать пункцию в положении лежа.
– Мне нормально… – негромко сказала роженица в паузах между протяжными стонами.
Врач и акушерка заботливо поддерживали ее с обеих сторон.
– Значит, при проведении пункции в сидячем положении вы гарантируете нам отсутствие осложнений? – посуровел муж. – Я вас правильно понял, доктор?
«Вот кретин! – мысленно выругался Данилов. – Накаркает». Вслух же он спросил, стараясь придать своему голосу побольше мягкости:
– Можно я буду работать молча? Извините, но я так привык. Разговоры мешают мне сосредоточиться.
– Игорь! – Роженица попыталась обернуться к мужу, но ей не дали этого сделать.
– Никаких движений! – строго сказал Данилов. – Сидите, как сидели, только согнитесь побольше. Сейчас я произведу местное обезболивание, которое может вызвать кратковременное чувство жжения или распирания. Это быстро пройдет, не волнуйтесь. Вы меня поняли?
– Да.
– Очень хорошо. Начинаем…
Данилов уселся на табурет рядом с кроватью, получил от Иры шприц с раствором лидокаина и начал обкалывать место пункции. Встревоженный «козел» встал у него за спиной и шепотом поинтересовался у Иры:
– Что за препарат?
– Лидокаин, – так же тихо ответила Ира.
«Как он тут еще на камеру весь процесс не снимает? – подумал Данилов. – Но диктофон у него в кармане точно есть, к гадалке не ходи».
Покончив с местным обезболиванием, Данилов подождал немного, чтобы подействовал лидокаин, а затем вооружился шприцем со специальной иглой для пункции, длинной и толстой. В шприце был физраствор. Данилов ввел иглу между позвонками и осторожно, не торопясь, продвинул ее вперед до тех пор, пока игла не перестала встречать сопротивления. Ощущение «провала» означало, что игла оказалась в эпидуральном пространстве.
Юртаева и Пангина держали роженицу и одновременно говорили ей что-то успокаивающее. Та односложно отвечала им в промежутках между стонами. Вокруг царила бы гармония – если бы не присутствие мужа.
Данилов отсоединил шприц и ввел через иглу тонкий пластиковый катетер. В этот момент роженица закричала – ее стоны никак не могли быть связаны с действиями Данилова, поэтому он спокойно вынул иглу, положил ее в лоток для использованных инструментов, принял у Иры шприц с обезболивающим раствором и несказанно удивился, услышав в свой адрес: