Байки под хмельком
Шрифт:
— Нет-нет! — тут же манерно всплеснул он руками, — Я не достоин бокала! Позвольте, сэр, опустившемуся до городской клоаки бывшему актеру драматического театра допить ваше…
Я не успел возразить, а мой незнакомец уже вливал последние остатки из стакана себе в рот. Вытерев тыльной стороной ладони губы и подбородок, он грациозно поставил стакан на стол, сел на краешек стула и представился:
— Мишка. Мишка Папахин. Можете не любить и не жаловать.
Выпитое мною пиво не только вернуло пошатнувшееся здоровье и бодрое расположение духа, но и располагало к неторопливой беседе. Но кто же беседует за пустыми столом? Я вытащил полсотни и положил на стол перед моим новым знакомым.
— Возьми, Мишка,
Но бывший актер и не шелохнулся, грустно посмотрел на лежащий перед ним дензнак и только после этого почти шепотом спросил:
— Может портвейна?
— Где ж ты его возьмешь-то?
— Тут за углом коммерческая палатка. Там «Улыбку» продают. Двадцать три тыщи за бутылку. Не жалко? — кивнул он головой в сторону денег.
— Тогда возьми лучше бутылку «Смирнова»…
— Уверяю вас, лучше взять портвейна. Потому как после «Смирнова» вы не сможете пить портвейн. А после портвейна всегда безболезненно выпьете водки.
Я стал добр и милостив:
— Тогда бери себе портвейн, а мне четвертинку водочки.
Через десять минут, опрокинув стакан «Улыбки», он рассказывал о себе. Несостоявшийся Ильинский, бывшая тень Янковского. Ах, а сколько портвейна они выпили с Далем. Он пробовался на роль Мюллера в «Семнадцать мгновений», но в последний момент место занял Банионис. А бесконечные застолья за кулисами по поводу восхитительных премьер! Конечно, он врал. Я в этом нисколько не сомневался. Но прерывать его не хотелось. Выпитая стопка «Смирнова» настраивала на лирический лад.
— А что до портвейна-то опустился? — спросил я его, когда он под столом наливал себе в пластмассовый стаканчик сто пятьдесят граммов «Улыбки».
— Нет, не опустился. — допив последний глоток, сказал он и достал из кармана усыпанную табаком карамельку. — Я всю свою сознательную и бурную жизнь любил только портвейн. Если помнишь, был «Агдам» — по 2.12. «Иверия» — 2.07, «Чашма» — 2.42, «Кавказ» — 2.12, «Жевторанг» — или как его? короче, 2.62. «Гратиешты» по рупь семьдесят восемь за 0,5. Опять же «Алабашлы» — 2.62, виртуозный налиток. «Сахра» — 2.27. А этот замечательный букет по 2.10 — «Лидия», «Анапа». Вот, «Улыбка» из той же серии! Потом, простите, напиток «Яблочко». Рупь двадцать две, между прочим. С хлебушком. Прямо в нем хлебушек размачиваешь — и… как к себе домой. А по большим праздникам не западло было и хересу взять по 3.10. Это, конечно, вызов, но не опускаться же было до водки на троих. Я за всю жизнь только несколько раз «троил». Скучно. Всосали по стакану, и все. А поговорить? А душа? Где душа, я вас спрашиваю? Нет её. Сорок градусов убивают порыв и губят нравственность. Недаром Федор Михайлович Достоевский говаривал: водка зверит и скотинит человека! Или эти слова графу Толстому принадлежат? Надо ж, запамятовал… А портвейн побуждает.
— Побуждает к чему?
— К тому, чтобы пойти и взять еще.
Я сразу сообразил, что эти слова предназначены мне. Достал и выложил на стол ещё полтинник. Глаза, наполненные туманом моего напарника загорелись с новой силой и пятидесятитысячная тут же исчезла в его кармане. Он тут же догадался, что тема нашего разговора мне нравится и затараторил:
— Эх, юность! Мои босые ноги были обуты в сандалии, и шею, как и сегодня, покрывал мамин шелковый платок. В сложную для каждого юноши пору, когда я заканчивает половое созревание и боролся с венерическими заболеваниями, всегда ходил в кинотеатр «Ударник» на просмотр индийских фильмов. Там я грыз семечки и производил дегустацию недорогого портвейна. И тогда ещё понял, что портвейн — напиток неожиданный. Никогда не знаешь, что в нем и как отреагирует организм. Положим, вы пьете по такой схеме: водка сухое — пиво — водка — портвейн — пиво — сухое — портвейн — водка. Нетренированный человек такой схемы никогда не выдержит.
— Ого! — только и смог произнести я, поразившись такой гремучей смеси. А он, удовлетворенный, произведенным на меня эффектом, спросил:
— А вы мешали?
— Ну а как же! Люблю коктейли. Но по особому рецепту.
— Ну-ка, ну-ка…
— Беру 50 граммов водки, туда наливаю ещё 50 граммов водки, потом по вкусу добавлялось ещё 50 граммов водки. А затем в емкость бросаю пару кубиков льда… для разнообразия. Назывался коктейль «дважды альтерированная двойная доминанта». Три заказа — и в отрубе…
Он махнул рукой:
— Фигня! Таким как я, кто за годы досконально изучил портвейн, не страшно уже ничего. Вот мы как-то на гастролях с Олегом (Тут он назвал имя известнейшего современного киноактера) слонялись по областному городку. Была у нас какая-то мелочь и две пустые тары в портфеле. Взяли, помню, чего-то такого красного, правда, не сыру, а свекольных котлет на закуску. Так вот, мой напарник пил большими глотками и сразу, отчего сблевал после первой же бутылки. А я по науке. Конечно, врать не стану, букет не нюхал, но тысяча двести пятьдесят граммов небольшими глотками ушли, как здрасьте. И ничего… Так что после вашей водки, предлагаю выпить стакан «Улыбки». Допьем бутылку и я побегу за новой.
— Нет, нет и нет, — самопроизвольно включился я в спор. — Я оставлю портвейн вам и его изобретателям португальцам. Мне по нраву традиционный русский напиток, русским человеком и изобретенный. И чтобы там ни говорил Достоевский насчет скотства и зверства, а захватившая весь Союз эпидемия «русских троек» мне очень нравилась. Никаких скандалов не было. Встретились, сложились, купили, выпили, закусили и по домам. Никаких драк и все довольны. Даже жены. А какого качества водка была? Пальчики оближешь. «Московская особая», «Столичная» и «Экстра». А потом, если помните, к ним добавились «Посольская» и «Сибирская», «Лимонная» и «Пшеничная»., «Кубанская» и «Старка», «Перцовка» и «Зубровка». И все в пределах четырех рублей. Страна зачитывалась Хэмингуэем и Ремарком, а жители самого читающего государства в мире хотели подражать главным персонажам их романов. И тоже пили водку из стаканов. Только граненых, потому как других не было. А на закуску — один беляшик и, извините, рукав. Нет, такое не забыть…
— Вот-вот, как же помню, помню. — успел вставить он грустную реплику, — По СССР распространялось повальное пьянство, жертвой которого мне пришлось стать.
— Но это было именно пьянство, а далеко не алкоголизм. — парировал я, — А что плохого в веселом пьянстве? Сам великий царь Петр любил выпить водочки и повеселиться!
Но он оставил мои слова без внимания и продолжал вспоминать о своем.
— А сейчас портвейновского ассортимента не стало и я в отчаянии. Вот, «Улыбка» — и весь список. Правда, помнится, в годы борьбы с пьянством, когда я ещё в театре служил, мне подарили какой-то коллекционный массандровский 56-го года. Но это все какая-то ерунда. Да и понятно: если его с 56-го года так никто и не покупал… Короче, кошмар. Нынче растет поколение людей, которое никогда не пробовало ординарного портвейна.
— Зато сколько сортов водки стало! — опять возразил я. — Впору поменять пристрастие.
— Сплошная контрабанда. Хоть жизнь моя теперь и никчемна, но водку стараюсь не пить. Дабы раньше времени не сыграть в ящик. И… позвольте с вами не согласиться. А даму свою вы тоже будете потчевать водкой?
— Наверное, нет.
— Вот, видите. А от портвейна она не откажется. Русские женщины ужасные сладкоежки. И стакан «Лидии» с шоколадной конфеткой доставит даме истинное наслаждение. Правда, женская половина сегодня все больше импортные ликеры предпочитает. А как раньше было экстравагантно! Взял портвейну, пошел, извините, к бабе. И даже бабе от этого хорошо.