Байки под хмельком
Шрифт:
— Действительно, ни в одном глазу. — подтвердил я.
Валька взял со стола бутылку и принялся изучать этикетку. Гришка Распутин весело улыбался и заговорщицки подмигивал. Ни с того ни с сего, глядя на портрет любимца последней императрицы, Валька тоже подмигнул правым глазом. Потом левым. Затем снова правым.
— У тебя что, нервный тик? — спросил я, — Лучше разлей ещё по сто. Авось и заберет…
— Не заберет, — категорично замахал головой Валька, — Это подделка!
— Откуда такие выводы? — удивился я.
— Смотри, — держал он передо мной бутылку
— Ты что, знал, каким глазом подмигивает настоящий Распутин? — ухмыльнулся я, в то же время восхищаясь его наблюдательностью.
— Не остри. Мы купили левый товар. Пошли обменивать?
— Или на свою задницу приключений искать?
— Нет. Бороться за справедливость.
— Продавщица, которая продала нам «Распутина», внимательно посмотрела на этикетку, затем на нас, видимо оценивая степень нашего опьянения. Убедившись, что мы пока ещё твердо стоим на ногах, с иронией спросила:
— Какая вам разница, каким глазом он подмигивает? Может быть в одной партии он подмигивает правым, а в другой левым…
— Это вам без разницы. А нам даже очень большая разница. Распутин всегда должен подмигивать только правым. Верните деньги или дайте того, у которого закрыт правый…
Она ещё раз посмотрела на Вальку и теперь, уловив от него водочный запах, смело скрутила фигуру из трех пальцев:
— А это видел, пьянчуга проклятый. Да я сейчас милицию…
Валька ухитрился вырвать из её рук бутылку с фальшивой наклейкой и мы вышли из магазина.
— Пошли…
— Куда?
— В общество защиты потребителей, а потом в милицию.
— Ты с ума сошел! Нет, меня уволь. Я куплю пару бутылочек пива — и домой.
— Как знаешь, — сказал он, и мы расстались.
На другой день ближе к обеду раздался телефонный звонок. Это был Валька.
— Хочешь спектакль увидеть?
— Ну и что?
— Подходи к коммерческому магазину, где мы вчера «Распутина» покупали.
Я решил проветриться. Около входа в магазин стояли два бойца ОМОНа в черных масках. Продавщица терла платочком глаза. Несколько человек выносили картонные коробки с водкой и загружали их в автофургон. На ящиках была наклеена этикетка. Как на бутылке. Гришка мигал левым.
Домигался…
1999 г.
Копытный
Всей молодежно-агитационной бригаде, в которую входили начинающие эстрадные певцы, подающие большие надежды кандидаты наук, лауреаты всяких премий, а также писатели и публицисты, сочинившие не менее одного произведения, захотелось выпить. Но это дело казалось абсолютно безнадежным, потому что судьба занесли молодежную «агитку» в такую Тмутаракань, что мечтать о качественной выпивке было не реально.
Обалдевшая от невыносимых условий артисточка сложила руки перед собой, приняв позу молитвы и покаяния, и взмолилась обращаясь к мужской части коллектива: «Бога ради! Ну сделайте что-нибудь. Купите где-нибудь самогона! Наверняка в этой деревне его гонят!»
— Еще как гонят! — подтвердил сопровождающий нашу бригаду ответственный работник из района, — И из свеклы гонят, и из патоки, и даже из комбикорма. Ядреный самогон гонят, но вонючий!
Сопровождающий, показывая какой ядреный и вонючий бывает в этой местности самогон, закрыл глаза и, издавая утробные звуки, затряс головой брр-р-р…
— Ну так купите вонючего! — раскричалась артисточка, — Как вы не понимаете: скучно ведь без самогона! Тоже мне мужики называется…
Она как заправская драматическая актриса откинулась уткнула головку в подушку и патетически разрыдалась.
— Тогда надо искать копытного, — со знанием дела сказал сопровождающий работник.
— Какого ещё копытного? — почти в один голос изрекла вопрос мужская часть коллектива.
— Копытным на местном наречии называют гонца. Копытный знает всех самогонщиков в районе. Знает, кто гонит из патоки, кто из томатной пасты, а кто из куриного помета. Копытный, как бы связной между продавцом и покупателем. Никто из самогонщиков чужаку даже бутылки не продаст — все через копытного.
— Смотри-ка, — изумился молодой кандидат экономических наук, — Дело поставлено не хуже, чем у наркомафии!
Сопровождающий не обратил на подвох никакого внимания. Добавил несколько пропагандистских фраз о том, что в деревнях черноземной части России ещё жива память о горбачевских временах, когда самогонщиков чуть ли не выжигали каленым железом. И теперь даже совсем молодые мужики, которых в детстве пугали словом «коммунист», все равно боятся открыто торговать самогоном. А потому в каждой из деревень введены суровые правила конспирации — отпуск в одни руки — только через копытных.
По всему было видно, что наш «телохранитель» и сам не прочь отведать самогоночки. Он вытащил из кармана пиджака видавший виды бумажник, вынул из него десять рублей и обвел взглядом молодежный коллектив «заговорщиков».
— Ну так что, кликать копытного?
— Кликать! — разом подпели все и стали бросать на колени сопровождающему денежные купюры. Даже кандидат экономических наук не остался в стороне и положил на угол стола две пятирублевые монеты.
Через пять минут перед коллективом агитбригады нарисовался копытный.
Это был человек лет сорока. Пару дней не брит, суток шесть не чесан. На плечах мешком висел двубортный пиджак. Вторую часть костюма дополняли выцветшие и застиранные до дыр, хлопчатобумажные с отвисшими коленками тренировочные штаны. Зато пальцы ног и пятки скрывали пока ещё добротные китайские кроссовки. Все тут же сообразили, что без этих самых кроссовок никакого самогона не видать.
По здоровому блеску в глазах и решимости на запухшем лице нашего копытного можно было со стопроцентной точностью определить: этот готов бежать куда угодно и когда угодно. Хоть в ночь, хоть в пургу, хоть за линию фронта. За каким бесом пересекать ему эту самую линию фронта, можно было и не спрашивать. Кроме как за самогоном ни зачем иным он в своей жизни никогда и не бегал.