Байки под хмельком
Шрифт:
Тогда он вылил из бутылки остатки водки — рюмка заполнилась на четверть. «Черт побери! — подумал он, — Разве можно работать в такой обстановке! Ни допинга, ни подкачки…» Он с гневом выключил компьютер и поднялся. Настенные ходики отбили два часа дня.
Мишка пошарил в карманах, но кроме двух металлических рублей не нашел ни одной стоящей купюры. Теперь голова работала ясно и четко. Можно было бы съездить в общество трезвости и выклянчить у председателя часть причитающегося ему гонорара. Но этот вариант отпадал — трезвенники размещались в другом конце города. На это ушло бы не менее двух часов, а Мишку ещё ждала работа. Гораздо быстрее можно домчаться до
Мишка быстро сбежал по лестнице, на ходу тщательно пережевывая мускатный орех, запрыгнул в свою вишневую «девятку». Машина резко рванулась с места. По дороге он думал о своей новой программе, которая принесет народу огромную пользу, поможет выработать у пьющих людей новые привычки и в, конце концов, освободиться от зависимости алкоголя. Он сотворит такую программу, какой ещё не писал ни один программист.
Он крепко держал руль, искусно лавируя между потоками автомобилей. И нисколько не жалел, что проверять данные приходится на себе…
1997 г.
Отморозок
Иван Геннадьевич, начальник отдела крупного главка, на середине жизни впервые попал в больницу. Да нет, как раз со здоровьем в целом все было в порядке. Просто произошел несчастный случай. С кем не бывает?
Конечно, направили его не в обыкновенную больницу, палаты которых обычно бывают забиты под завязку и порой на одной кровати лежат по два человека, а в ведомственную. Про которые в народе говорят — «блатные».
В палате он лежал в одиночестве, но скуки никакой не чувствовал. Захватывающие детективы, импортный телевизор на тумбочке, городской телефон под рукой, по утрам свежие газеты. По несколько раз в день к нему заглядывали симпатичные медицинские сестренки и справлялись о самочувствии. Очень симпатичные. И если бы не несчастный случай, то Иван Геннадьевич не упустил бы случая приударить за какой-нибудь из них. Но вот как раз сестры, в которых он теперь олицетворял весь женский пол, больше всего раздражали Ивана Геннадьевича, и больной пациент поскорее пытался отделаться от их присутствия.
Утро начальника отдела главка начиналось с перевязок и прессы. С трудом передвигая ногами, он возвращался из процедурного кабинета и принимался за газеты. «Труд», «Известия», не отказывал себе в удовольствии заглянуть и в «Медицинскую газету». Как раз в последней и попалась ему на глаза зловещая заметка.
Заголовок гласил: «Можно ли справлять нужду на морозе?» Прочитав его, Иван Геннадьевич даже поежился. Неизвестный доктор медицинских наук заверял читателей, что «случаев отморожения половых органов в клинической практике не описано, и надо сказать, это вряд ли возможно, поскольку акт мочеиспускания длится максимум 3–4 минуты. А за это время вряд ли случиться что-либо экстраординарное.» Далее медицинское светило старалось обосновать приведенный тезис о том, почему отморожение невозможно. «Внутренние органы человека защищены достаточно мощным слоем жировой клетчатки. Поэтому бытующее мнение о том, что отморожение полового органа во время опорожнения на морозе вполне возможно, следует считать сильно преувеличенным». Иван Геннадьевич в сердцах бросил газету на пол и, забыв какую должность он занимает в главке, крепко выругался. Мнение медика привело его в бешенство.
Он встал с кровати и лихорадочно заходил по палате.
Отморожение невозможно! — словно передразнивая своего невидимого оппонента, рявкнул он, как это часто делал на планерках в главке. — Тоже мне — доктор наук! В таком случае, какого хрена я делаю в этой клинике?
Он тут же запустил руку в штаны теплой пижамы и ниже паха нащупал огромный ватный тампон, который по его разумению считался весомым опровержением сложившемуся в медицинских кругах научному мнению.
— Мощный слой жировой клетчатки, видите ли! — все сильнее распалялся Иван Геннадьевич.
В это время дверь открылась, и в палату вошла дежурная сестра, судя по всему напуганная недовольными выкриками высокого должностного лица.
— Вас что-то беспокоит? — спросила она, заметив, как выдернул руку из штанов начальника отдела главка.
— Ничего меня не беспокоит, — густо покраснев, ответил все ещё рассерженный Иван Геннадьевич.
— Неужели вы почувствовали признаки эрекции? — вкрадчиво поинтересовалась девушка.
— Эх! — махнул в её сторону пациент, — Какая там может быть эрекция! Оставьте меня в покое.
Когда сестра вышла, Иван Геннадьевич лег на кровать и закрыл глаза. Вот после банкета он вышел на улицу и отпустил служебную машину, желая пройтись по морозцу и немного протрезветь. Облепленные снегом деревья кружилась в плавном вальсе, и хмель из головы не выходил. В квартале от дома ему захотелось по нужде. Вокруг никого не было. Чтобы не потерять равновесия и не упасть, он уперся лбом в ствол дерева и расстегнул ширинку. Нет лучшего в мире блаженства, чем после долгого терпения отлить из себя лишние воды. Он в истоме закрыл глаза и ему даже приснился сон. Он и не чувствовал, как его голова медленно сползала по стволу и все ещё придерживая «хозяйство», рухнул в мягкий сугроб. А через два часа его уже доставили в больницу. С этим самым обморожением.
— Жировая клетчатка! — теперь уже проворчал он себе под нос и поднял с пола газету.
Он снова отыскал глазами заметку, желая дочитать её до конца и узнать имя этого профессора-неуча. Его удивило, что фамилия автора совпадает с фамилией главного врача клиники, где он находился.
«Что касается воспалительных процессов, влияющих на мужскую потенцию, — говорилось в последнем абзаце, — то фактор переохлаждения, конечно, может сыграть свою роль, но при этом опять же имеется длительное пребывание на морозе половых органов. Как правило, отморожения случаются у лиц, злоупотребляющих алкоголем. Недавно к нам в клинику попал даже начальник отдела одного из крупных главков, который будучи навеселе, решил опорожниться на крепком морозе. Но, к сожалению, в процессе уснул и отморозил…»
Не дочитав, Иван Геннадьевич снова швырнул газету на пол.
1997 г.
Диверсант
Петра Фридриховича Шоммера, сорокапятилетнего комбайнера совхоза «Путь в будущее» незаслуженно уволили. Одним росчерком директорского пера был поставлен крест на славной трудовой автобиографии совсем обрусевшего немца. Правильно говорят, что русскому хорошо, то немцу — смерть.
В разгар уборочной страды Шоммер, не выходя из комбайна, принял на грудь четвертинку водки, чтобы как-нибудь взбодриться. Но спиртное сыграло совсем обратную и злую шутку — Петр Фридрихович заснул и выпустил из рук руль комбайна. Машина, естественно, не пошла по кругу, а прочертив во ржи ровную полоску, соскочила с совхозного поля, подцапала у бабки Марены грядки с высокорослыми помидорами, легко снесла сарайчик, в котором ночью кемарили утки и куры и уперлась мотовилом в ветхое крыльцо избы.