Байрон

Шпаковский Валерий

– Какой такой бунт? Ничего не знаю, – пошёл он в резкий отказ,

И, положив руку на печень, честно повторил историю о том, как всё было, и что говорил в деканате при разборе полётов – пришёл поздно, никого почти не видел кроме Коли М., зашёл последним, выпил, закусил и с «боем» вышел – и ВСЁ!!!

Больше ничего не было. Можете протокол заседания деканата от того числа посмотреть. Сам то он этот протокол и в глаза не видел, так ляпнул, а Сергей Васильевич его видимо в руках держал и смотрел на Командира пронзительным взглядом. Но видимо поверил, так как он своего взгляда не отвёл.

(Позже Миша М. рассказал, что к 12–00 у Деканата в день разбора полётов собралась большая толпа студентов, даже тех, кто не участвовал в событиях, и даже не жил в общаге, а был просто возмущён поведением Студсовета. Они громко выражали своё возмущение, подзуживаемые Байроном, на что члены комиссии по разбору полётов периодически выходили посмотреть и предлагали разойтись тем, кто «не при делах». А наш факультетский «правдоруб» Коля Т. – парень невысокого роста из Белгорода вообще добился посещения заседания комиссии, как делегат от непричастных и выступил там с пламенной речью в нашу защиту).

– Деканат, отмечает вашу хорошую работу, как старосты группы, в отличие от предыдущего. Также и КК Вам дал положительную характеристику, – продолжил беседу Сергей Васильевич,

– Вы активный стройотрядовец, и вот теперь новое общественное поручение – Замкомандира оперативного отряда,

– Как уже приняли дела? —

– Пока нет. Вхожу, – скромно ответил Командир.

– Ну, не буду Вас задерживать, теперь у вас много общественной работы, – завершил он беседу и пожал руку на прощание. А когда Командир уже выходил из его кабинета вдруг неожиданно спросил:

– А вот вы состоите в переписке с иностранной гражданкой, не хотите туда эмигрировать? —

– Зачем? – тупо спросил Командир в ответ,

– Ведь я оттуда только приехал. А переписка – это, просто дружба с девушкой. Вы, что-то имеете против советско-германской дружбы народов? – обнаглев перешёл в атаку он.

Где-то через год-полтора Сергей Васильевич захотел ещё раз поговорить с Командиром, уже о работе оперативного отряда ХПИ, когда возникали скандалы с фарцовкой в общагах с иностранными студентами, а уже перед окончанием института при случайной встрече в кулуарах ГАКа он спросил:

– А почему Вы мне не говорили, что в институте учится Ваш младший брат? – Так Вы не спрашивали, – был ему простой ответ.

Ну и в завершение всей этой истории хотелось сказать, что много лет спустя как-то приехав в командировку по делам ГК РОСАТОМ в Харьков на завод «Турбоатом», в свободное время зайдя в Alma mater, в коридорах ГАКа неожиданно встретил бессменного декана ЭМ – факультета М. В. Зайцева, дружески с ним побеседовал и он припомнил этот случай с отчислением и сказал:

– Во время работы той комиссии почти все вызываемые на разбор полётов старались как-то выгородить себя, юлили, скрывали, пил – не пил, а ты-мол пришёл, честно сказал, что выпил полстакана водки, и этим всех сразил, все думали, что тоже юлить будешь, а так сразу зауважали, поняли и простили. —

Вот ведь что водка с людьми делает окаянная! Пейте только портвейн!

Пушкинская

«Моя родная Пушкинская улица!

Я твой асфальт топчу немало лет.

Был я когда-то юн, а теперь уж нет,

Но всё равно – привет, тебе привет!»

Если смотреть на общагу «Гигант» с улицы Пушкинской, то от парадного главного входа слева и справа есть две арки, если пройти через правую арку, то сразу слева на 1-м этаже было окно комсомольской комнаты, где жил Комндир. Окно большое с широкой форточкой и низким подоконником, когда закрывалась центральная проходная в положенное время, то нарушителям режима очень удобно было забираться в это окно, а стройная худенькая девушка Лариса М. легко проникала внутрь даже через форточку и не надо было открывать всё окно, что было очень удобно зимой, правда, когда залазил большой и неповоротливый Байрон приходилось вообще обе створки окна открывать. У Командира, правда, как у руководителя Оперотряда, был пропуск- «вездеход», по которому можно было проходить в любую общагу ХПИ, а их было около 10 и не все в центре Харькова, ну и в любое время конечно, поэтому ему по окнам не надо было лазить, лазили только знакомые девушки и загулявшие друзья.

Комната была небольшая, рассчитана была на двух человек, не то, что в БКК, где по взводу студентов могло разместиться в больших комнатах-залах, ну или точно отделение. По началу здесь жил ещё молодой «блатной» студент Серёга О. – сын белгородского генерала КГБ, вот опять, блин. С Серёгой быстро сдружился Эд, приходя в гости за указаниями как жить правильно, материальной помощью от родителей, а потом просто так. Их дружба была крепкой и весёлой – но не долгой, Серёга сразу «завалил» первую годовую сессию, не пересдал, взял «академку» и убыл на родину, где разгневанный отец, как говорил позже Эд, определил его в военной училище, видимо по своей специализации. Но место в общаге за ним долго сохранялось, и Командир благополучно жил один на радость девушкам и друзьям.

Частенько сюда доносился звук трамвая, проезжающего по Пушкинской.

Штаб опергруппы находился в этом же крыле здания ближе к центру на втором этаже в двойной комнате, рядом с балюстрадой над центральным входом, с которой было удобно смотреть за всеми входящими и выходящими в Гигант. В штабе проводились заседания, распределения по дежурствам, допросы хулиганов и смутьянов, в обязанности опергруппы входило наблюдение за порядком и социалистическом образе жизни студентов, профилактика и пресечение правонарушений. Дежурили по общежитиям студгородка и иногда их привлекали для патрулирования улиц вместе с милицией, тогда надевали на левые рукава красные повязки дружинников и вместе с ушлыми участковыми бродили по задворкам и злачным местам улицы Пушкинской и прилегающей к ней районам – выискивая пьяниц, алкоголиков, проституток и тунеядцев, а наркоманов тогда практически ещё не было.

Поэтому улица Пушкинская была как родная, изученная вдоль и поперёк, временами Командир привлекал к дежурствам Байрона в плане общественной нагрузки и для укрепления патруля, а иногда в подвальных трущобах домов на Пушкинской находили и разгоняли «тусовки» курящей и выпивающей молодёжи. Среди них почти всегда был парень с гитарой, с которым Байрон немедленно находил общий язык и дальше идти по маршруту он отказывался и оставался общаться с местным бардом о музыке подворотен.

Зайдя в штаб, Командир обнаружил у дежурного во входящей почте извещение-приглашение в КК на совещание командиров стройотрядов ХПИ. Выйдя из Гиганта, он подумал какой дорогой идти в институт, так как ХПИ своими корпусами был расположен в длину параллельно Пушкинской, тогда можно было пройти по «собачьему переулку» (Башмачному) через ХФТИ, но уже в то время говорили, что из него «пышет» радиация и там ходили, когда надо было быстро попасть в северные корпуса института.