База-500. Смертельная схватка
Шрифт:
— Тебе плохо? — обеспокоенно спросил Рудаков.
— Все нормально, выполняй приказ, — выдохнул я. — Даю тебе два часа.
Можно не верить в предчувствия, но в тот самый момент, когда Герлиака постиг внезапный и непонятный приступ, в Берлине, в своем кабинете на Принц—Альбертштрассе начальник IV управления РСХА СС-группенфюрер Мюллер открыл папку с материалами по делу Герлиака Генриха, СС-штандартенфюрера, командира бригады СС особого назначения «Люблин-500».
Папку принес заместитель Мюллера СС-оберштурмбаннфюрер Гуппенкотен, возглавлявший отдел IVE. После того как Панцигер дал отрицательное заключение по контактам Герлиака с антифашистами, Мюллер передал дело на Герлиака лично Гуппенкотену: только после заключения Гуппенкотена Мюллер мог при необходимости доложить
Отдел Гуппенкотена выполнял чисто контрразведывательные функции, и поручение разобраться с рапортом Вахмана на Герлиака Мюллер дал именно Гуппенкотену совсем неслучайно. Во–первых, Гуппенкотен был старым соратником Мюллера, с которым они начинали карьеру в баварской полиции и которого Мюллер в числе опытных и преданных ему профессионалов взял с собой в Берлин: Мюллер был уверен, что расследование Гуппенкотен проведет профессионально и скрытно. Во–вторых, Мюллер не верил, что Герлиак может примкнуть к антифашистам, а вот вербовка во время заграничной командировки могла быть вполне реальным вариантом. Но связь Герлиака с антигитлеровскими силами, — от «Черного фронта» Отто Штрассера до «Красного фронта» коммунистов, — Мюллер считал совершенно невозможным, поскольку для работы в антифашистском подполье в период убедительных побед гения фюрера нужно было либо быть идиотом, либо убежденным антифашистом. Герлиак не был ни тем, ни другим, и Мюллер был в этом уверен: в госпитале после Демянска психиатр засвидетельствовал полное психическое здоровье Герлиака и справка лежала в деле. Что касается антифашистских убеждений, то в деле лежал донос от руководителя парторганизации, принимавшей Герлиака в НСДАП: партийный функционер обвинял Герлиака в полном отсутствии каких–либо политических убеждений. Последнее внушало искреннюю симпатию Мюллера к Герлиаку: и на самого шефа гестапо партийные бонзы писали доносы, упирая на то, что Мюллер всегда был убежденным баварским националистом. Партийные бонзы просто бесились из–за того, что Мюллер парадоксальным образом, вопреки всяким правилам, стал членом СС гораздо раньше, чем членом НСДАП.
Кроме того, Мюллер симпатизировал Герлиаку как коллеге по службе в баварской полиции и как брату своего фронтового друга. Короче, причин для симпатий было много, и именно поэтому Мюллер не положил полуобгоревший листок, найденный под трупом Вахмана, под сукно, а поручил провести предварительное расследование. Он был профессионалом. А профессонал обязан руководствоваться фактами, а не симпатиями или слухами.
— В этом клочке обгоревшей бумаги выражается мнение, что Герлиак «совершал ряд действий, внушающих серьезное сомнение в его преданности рейху и фюреру». Впечатление такое, что этим рапортом на имя начальника РСХА Вахман собирался инициировать расследование против Герлиака. Но нет никаких конкретных обвинений. На что рассчитывал Вахман?
— Скорее всего, он собирался изложить эти обвинения при личном докладе. Надо полагать, он имел на Герлиака досье, где эти факты имелись, — ответил Гуппенкотен. — Я запросил начальника СД и полиции Минска оберштурм- баннфюрера Штрауха по этому поводу, но тот ответил, что Вахман не передавал ему никаких материалов. Кроме того, Штраух не знает, кто именно вызвал Вахмана в Берлин.
— Это неудивительно, — заметил Мюллер. — Подразделение СД, в котором служил Вахман, находится в оперативном подчинении полицайфюрера «Руссланд—Митте». Вы запрашивали штаб фон дем Баха?
— Запрашивал, — кивнул Гуппенкотен. — Там написано, что командировка Вахману оформлена на основании телефонограммы из Берлина. Но телефонограммы в штабе Баха нет, поскольку она поступила из штаба начальника СД и полиции Вайсрутении. А вот что действительно загадка: в указанном штабе тоже нет ни малейших следов телефонограммы о вызове гауптштурмфюрера Вахмана в Берлин.
— Не мог же Вахман сам себе выписать командировку! — раздраженно воскликнул Мюллер. — Куда он должен был прибыть в Берлине?
— К начальнику РСХА, — ответил Гуппенкотен.
— Эти функции рейхсфюрер после гибели Гейдриха возложил на себя, но я сомневаюсь, что такое распоряжение исходило лично от рейхсфюрера, — заметил Мюллер. — Может, оно исходило от СС-группенфюрера Кальтенбрун- нера? Ведь именно Кальтенбруннер осуществляет общее руководство айнзатцгруппами на Востоке. Хоть это руководство и носит символический характер, но…
— Я запрашивал штаб Кальтенбруннера, но получил ответ, что о вызове Вахмана, как и вообще о существовании такого гауптштурмфюрера, в штабе ничего неизвестно. И посоветовали обратиться непосредственно в управления РСХА: начальники управлений вполне могли инициировать запрос от имени начальника РСХА.
— Я начальник управления РСХА, и ничего об этом не знаю, хотя гестапо знает все. Чушь какая–то! — раздраженно прокомментировал Мюллер.
— Это не чушь, группенфюрер, это ключ, — ответил Гуппенкотен.
— Выражайся яснее! — потребовал Мюллер.
— Штраух, едва речь зашла о Герлиаке, тут же сказал, что по поводу Герлиака проводилось расследование судом СС. Я обратился в суд СС, поговорил с судьей Шарфе и выяснил любопытную вещь. Суд СС действительно проводил расследование по рапорту Герлиака на командира зон- деркоманды гауптштурмфюрера Гилле. Герлиак обвинил Гилле в превышении служебных полномочий и действиях, несовместимых с честью офицера СС. Однако позже кто–то, видимо начальники Гилле, надоумил его написать рапорт на Герлиака, что тот якобы вмешивался в проведение акций зондеркомандой и чинил всяческие препятствия. Судья Шарфе провел расследование, и обвинения в адрес Герлиака оказались, мягко говоря, притянутыми за уши. А вот обвинения в адрес Гилле подтвердились. Но тут, по словам Шарфе, сложилась ситуация, грозившая парализовать деятельность служб и подразделений СД в Вайсрутении: Гилле взяли под защиту начальник СД и полиции Остланда обергруппенфюрер Еккельн, начальник айнзатцгруппы А оберфюрер Пифрадер и подчиненный им вышеупомянутый начальник СД и полиции Минска оберштурмбаннфюрер Штраух. Однако Герлиака решительно поддержал его непосредственный начальник полицайфюрер «Руссланд—Митте» обергруппенфюрер фон дем Бах. Чтобы предотвратить склоку среди высших руководителей СС, СД и полиции на Востоке, судья Шарфе, с одобрения рейхсфюрера, закрыл дело.
— И что из этого следует? Вывод? — потребовал Мюллер.
— Вывод прост: кому–то из наших начальников в Берлине нужна голова Герлиака.
Мюллер побарабанил пальцами по обложке дела и спросил в упор:
— Кальтенбруннер? Олендорф? Шелленберг? Или кто- то повыше? Хм… Чем же Герлиак мог этому «кому–то» насолить?
— Обычно больше всего не любят тех, кто слишком много знает, — многозначительно заметил Гуппенкотен. — Герлиак работает в СД давно, а в полиции — и того дольше. До того, как он возглавил боевое спецподразделение СД, он долгое время работал под личным руководством Гейдриха. Познание усугубляет скорбь!
— Надеюсь, ты не написал такой вывод в этом деле? — похлопал рукой по папке Мюллер.
— Хотелось бы, но не так поймут, — улыбнулся Гуппенкотен. — А написал я, что оснований для поддержания обвинений, высказанных в рапорте гауптштурмфюрера Вахмана в ацрес своего командира штандартенфюрера Герлиака не обнаружено. В связи с чем, а также в связи с гибелью обвинителя дело рекомендуется закрыть.
Панцигер ранее написал примерно то же самое, так что дело можно было смело закрывать.
— Хорошо! — подытожил Мюллер, бегло пролистав дело и убедившись, что все нужные бумаги аккуратно подшиты. Он закрыл папку и написал на обложке красным карандашом резолюцию: «Дело закрыть. Передать в архив. Хранить до особого распоряжения».
Рудаков выполнил мое указание четко: через два часа было готово снаряжение и документы для Земелина.
— Мы его плохо подготовили, — счел необходимым высказаться Рудаков.
— Чем больше он проторчит здесь, тем меньше у него шансов на успешное возвращение, — раздраженно отозвался я. — Его не надо внедрять: он пользуется абсолютным доверием Федорцова и Коровина. Единственное, что ему придется объяснить: где он болтался все это время. Летом он просто сказал бы, что ночевал в лесу. А сейчас, глубокой осенью, такой номер не пройдет. Вот почему надо торопиться, каждый день дорог!