БЧ. Том 4
Шрифт:
После моей речи жандарм, опустив голову, едва разборчиво сипит:
— Ну и зачем, по-вашему, китайцам так шутить с нами?
— Чтобы посмотреть, стерпите ли плевок в лицо. Мы-то по самое горло в войне, а китайцы еще только осматриваются. Вот и прислали к нам слабочка-провокатора без дружины. Крутого ушуиста мы могли бы зауважать, несмотря на наглость. А к такому уважения никакого. Вот китайский штаб и смотрит. Если проглотите — поймут, что мы на них сильно рассчитываем, значит, можно вытирать ноги о русских. Если нет и прирежете придурка, то будете должны. Никто
Ну и длинную тираду я залечил. Сам в шоке, но никто не оценил. Подполковник только брови вздымает и багровеет от злости.
— Не ваше дело давать подобные советы, поручик.
— Ну тогда я и не буду думать о сложных материях, — фыркаю. — Скотская харя наказана, и с меня хватит.
— Это уж точно не вам решать, когда с вас хватит!
Не успевает жандарм ответить, как дверь каморки распахивается, и внутрь входит, даже вбегает, раскидав в стороны бугаев в касках, тоненькая Аяно.
— Хватит задерживать моего подчиненного, — она бросает на стол под нос жандарма лист с печатью. — Распоряжение вашего шефа. Я его забираю. Ночью наступление, и место моего солдата на передовой, а не в вашем шкафу.
— Это допросная комната, — обижается жандарм и, внимательно разглядывая бумагу, шлепает губами. — Хм… что ж, поручик Перун, не смею больше задерживать.
Уже на свежем воздухе Аяно бросает, сверкнув глазами:
— Я теперь должна жандармскому шефу. До атаки не вздумай вляпаться еще во что-то.
Серьезно? Японка, алло! Девушку как бы насиловали. Где же твоя женская солидарность?
— Хорошо, командир, — холодно отвечаю. — Если какой-нибудь придурок с рисовых полей захочет тебя обесчестить, я не вмешаюсь.
Она морщится.
— С одним придурком уж я сама справлюсь.
— Значит, мне вмешиваться, только если на твою честь посягнет взвод придурков? Полк? Армия?
— Я тебя поняла, Перун, — вздыхает. — Ладно, считай, что поступил правильно.
Вокруг носятся люди с оружием. Вдалеке гудят подъезжающее танки, тарахтят бензовозы. Штурм города будет серьезный. Лишь бы не напрасный.
В стороне, из другой крошечной хатенки, показывается Патрисия в сопровождении мужчины в костюме-тройка.
— Представитель французского посольства прибежал, — смотрит в ту же сторону Аяно.
Я подхожу к блондинке. Бледная и запуганная, она поднимает на меня васильковые глазки. Опухоль синяка на щеке чуть спала.
— Спасибо вам еще раз, Перун!
— Мадмуазель, уезжали бы вы отсюда подобру, — хмуро говорю. — Сейчас готовится наступление, но потом вами обязательно займутся вплотную. Никакой пиджак вас не спасет, — киваю на француза рядом. — Так что исчезните. Пока не вскрылось еще что-то. Про вас.
— Мне нечего скрывать, — бледнеет девушка. — Я всего лишь честный журналист.
— Это не просьба, — процеживаю, вминая ее взглядом в утоптанную солдатскими сапогами землю. — Вы уходите сегодня же. Теперь понятно?
—
Надо готовиться к наступлению, иначе нас всех ночью положат. То, что будет засада, уверен процентов на девяноста девять и девять.
Без месяца секретный агент Службы внешней разведки Франции, Патрисия Белу смотрит вслед своему спасителю.
«Он заподозрил меня, — понимает блондинка, ломая пальцы. — Но все равно спас. Либо подозрения появились позже?»
Ее зубы начинают стучать. От непонимания происходящего. От страха за свою жизнь.
Несколько недель назад шеф разведывательного бюро предложил ей большие деньги за сведения о военных планах русских и китайцев. Выбор на нее пал не случайно. Газетчики ведь везде просачиваются. Как журналист мировой газеты, она легко попала в штаб главнокомандующего. Так Патрисия стала агентом разведки. Но нужной информации нигде не было. Когда же Фэнхэ-хоу предложил ей дать интервью, она, не думая, согласилась на встречу. В одиннадцать ночи. В доме у ловеласа. Дура. В глазах у нее горели только два символа франка*. Даже протянутый бокал виски не смутил. До последнего надеялась выпытать из китайца материал. А хоу, устав чего-то ждать, влепил костяшками ей в скулу. Когда она очнулась, уже была перекинута через диван со спущенными трусиками. А затем ее безвозмездно спас офицер Перун. Не чудо ли?
*/франк — денежная валюта
— Я засветилась, Жак, — говорит Патрисия французу рядом. — И срочно покидаю Афганистан.
Она бросает последний взгляд на удаляющуюся спину Перуна. Увидятся ли они снова?
Георгий расстроенно смотрит в глаза старца на экране моноблока. В душе царевича опустошение. Даже гнева нет. Чтобы на кого-то гневаться, нужно иметь над ним власть.
— Вы не сдержали слово, магистр. Кандагар не сдался мне.
— Аза-хан предлагал город в обмен на жизни Мононоке и Грозового дьявола. Оба ведь живы?
— Живы, — со вздохом соглашается Гоша. Бесполезно спорить и доказывать, что он свою часть сделки выполнил. То, что иномиряне Кирзу оказались никуда не годны, не волнует ни католиков, ни хана. — В части Дьявола все называют Перуном. Мне доложили, что его девушки везде ходят вместе с ним, тоже живые и радостные.
А еще, вчера Перун грохнул представителя китайской армии, но об этом Гоша умалчивает. Все равно Бесонов вышел сухим из воды.
— Еще не поздно всё исправить, Ваше Высочество, — магистр Афонсу улыбается по-отечески. — Кандагар ведь на днях штурмует Северная армия?
— Это секретные сведения, — неприязненно бросает царевич.
— Но вы ими располагаете, так? Вы же участвуете в собраниях главнокомандующего Николая?
Так и тебе и сказал! Ищи дурака в другом месте, старик.
— Как вам доверять? — отвечает вопросом на вопрос Гоша. — Допустим, вы получите от меня план наступления, разгромите Северную армию, уничтожите «Красных зорь» и Перуна-Дьявола. С чего вам сдавать город мне?