Бэббит. Эроусмит
Шрифт:
— Будто ты не знаешь, о чем я! — Она с раздражением хлопнула ладонью по страницам журнала. — Приставал, наверно, к какой-нибудь кельнерше, или маникюрше, или еще к кому-нибудь.
— А, черт, вечно ты намекаешь, будто Полю только и дела, что волочиться за юбками! Во-первых, это не так, а если б и было так, то ты сама виновата: зачем вечно грызть его, вечно ему вдалбливать бог знает что. Не хотел я затевать этот разговор, но раз уж Поль в Экроне…
— А он действительно в Экроне? Я знаю, что у него в Чикаго есть какая-то ужасная особа, которой он пишет…
— Да я ж тебе говорю, что видел его в Экроне! Ты мне не веришь, что ли? Хочешь сказать, что я вру?
— Нет, нет… Но я так беспокоюсь!
—
— Любишь же ты Теда и Рону, а сам их вечно грызешь.
— Что? Ну, это совсем другое дело. А кроме того, я их вовсе не грызу. Наши отношения не назовешь грызней. Но ты только взгляни на Поля: лучше, добрее, умнее его на всем божьем свете не найдешь. И тебе должно быть стыдно так его поносить. Ты с ним разговариваешь хуже всякой прачки! Не понимаю, как можно опускаться до такой степени, Зилла!
Она угрюмо уставилась на свои стиснутые пальцы.
— Сама не знаю. Иногда выхожу из себя, прямо до безобразия, а потом жалею. Ах, Джорджи, ты не знаешь, до чего Поль меня доводит! Честное слово, я так старалась все эти годы обращаться с ним по-хорошему, и только из-за того, что раньше я была злая — то есть так только казалось, на самом деле я не злая, но иногда на меня находило и я говорила все, что придет в голову, — он и решил, будто я во всем виновата. Не может же быть, что всегда и во всем виновата я одна. А теперь, стоит мне только хоть немного разволноваться, он сразу умолкает, и это так страшно, — он просто молчит и даже не смотрит на меня, будто я не существую. Разве это по-человечески? И нарочно доводит меня до того, что я уже себя не помню и говорю ему бог знает что, чего и сама не думаю. А он молчит… Вы, мужчины, строите из себя праведников! А сами хуже всех! Хуже вас на свете нет!
Они препирались не меньше получаса, и наконец, размазывая слезы, Зилла пообещала не давать себе воли.
Поль вернулся через четыре дня, и Бэббиты вместе с Рислингами торжественно пошли в кино, а потом ели рагу в китайском ресторане. Когда они шли в ресторан мимо лавок готового платья и парикмахерских и женщины, уйдя вперед, оживленно бранили прислугу, Бэббит шепнул Полю:
— Зил как будто стала гораздо спокойней!
— Да, пожалуй. Она всего раза два сорвалась. Но теперь поздно. Просто я… впрочем, сейчас не хочется об этом говорить, но я просто боюсь ее. Во мне ничего не осталось. Когда-нибудь я от нее вырвусь. Непременно.
Глава двадцать первая
Международная организация Толкачей стала во всем мире символом оптимизма, крепкой шутки и делового процветания. В тридцати странах у этой организации есть свои отделения, но из тысячи таких клубов — девятьсот двадцать находится в Соединенных Штатах.
И самый ревностный из них — зенитский клуб Толкачей.
Второй в марте завтрак зенитских Толкачей был особенно важен, так как на нем ежегодно избирали президиум. Все очень волновались. Завтрак устраивался в банкетном зале ресторана О’Хирна. Каждый из четырехсот Толкачей при входе снимал с доски огромный целлулоидный значок, где значилась его фамилия, прозвище и профессия. За то, что собрата Толкача называли по имени, а не по прозвищу, полагался штраф в десять центов, и когда Бэббит бодро сдавал шляпу на вешалку, вокруг все звенело от веселых возгласов: «Здорово, Чэт!» — или: «Как жизнь, Коротышка?» — или: «Доброго здоровья, Мак!»
За столики садились компаниями по восемь человек, причем места разыгрывались по жребию. С Бэббитом сидели Альберт Бооз — владелец магазина готового платья, Гектор Сиболт — представитель
За столом Бэббита было особенно весело: профессор Памфри недавно отпраздновал день своего рождения, и все его дразнили.
— Вытянем из Пэма, сколько ему лет, — предложил Эмиль Венгерт.
— Нет, лучше вытянем его палкой по спине! — сострил Бен Берки.
А Бэббит вызвал аплодисменты, сказав: «Чего там из него тянуть! Он сам только и знает, что тянуть из бутылки! Говорят, он в своем колледже открыл класс домашней варки пива!»
Перед каждым лежала книжечка со списком членов клуба. И хотя клуб должен был служить местом встречи добрых друзей, никто не забывал, что тут же можно и обделывать свои дела. Около каждой фамилии было указано, кто чем занимается. В книжечке немало места уделялось рекламе, а на одной из страниц было помещено напоминание: «Никто тебя не заставляет вести дела только с собратьями по клубу, но ты, друг, помни: зачем упускать добрую монету из нашей счастливой семейки?» А сегодня перед каждым лежал подарок: небольшая карточка, отпечатанная изысканным, красно-черным шрифтом:
ПРОГРЕСС И СЕРВИС
Настоящий сервис прежде всего означает тончайшее проникновение в самые широкие и глубокие интересы клиента, умение использовать и учесть как воздействие постоянных факторов, так и реакцию на новшества. Я считаю, что высшая форма сервиса, наравне с самыми прогрессивными понятиями этики, включает и то понятие, которое неизменно остается самым существенным, самым лояльным нашим принципом, принципом нашего клуба Толкачей, а именно — принципом гражданской совести и порядочности во всех ее аспектах.
Дед Петерсен
Рекламная контора Дедбери Петерсена.
Реклама-победа только у Деда!
Все члены клуба читали глубокомысленные откровения мистера Петерсена и делали вид, что отлично их понимают.
Все началось с обычных «трюков». Собрание вел председатель клуба, Верджил Гэнч, выходивший в отставку; его жесткие волосы торчали кверху, голос гремел, как медный гонг. Некоторые из членов клуба привели гостей и сейчас представляли их присутствующим.
— Этот высокий рыжий дезинформатор является редактором спортивного отдела «Бюллетеня», — сообщил Виллис Иджемс, а Г.-Г. Хэйзен, владелец аптеки, с пафосом изрек:
— Друзья, вспомните, как вы совершали далекую прогулку на своей машине и вдруг останавливались в каком-нибудь романтическом уголке, чтобы полюбоваться живописным видом, и говорили супруге: «Вот поистине романтическое местечко!» — и у вас от восторга мурашки по спине пробегали! Так вот, мой сегодняшний гость родом именно из такого романтического уголка — из Харперс-Ферри {49} , штат Виргиния, с прекрасного Юга, где жива память о добром старом генерале Роберте Ли {50} и о храбром Джоне Брауне {51} , чья душа, как и душа всякого порядочного Толкача, стремится все вперед и вперед!