Becoming. Моя история
Шрифт:
Он проповедовал безудержную давайте-сделаем-это самореализацию. «Нет – наркотикам, да – надежде!» – взывал он к людям. Он брал со школьников обещание каждый вечер выключать телевизор и посвящать два часа домашним заданиям, а с родителей – обещание участвовать в жизни детей. Он боролся с ощущением провала, которое захватило множество афроамериканских общин, побуждая прекратить жалеть себя и взять ответственность за свою судьбу. «Никто, ну никто, – кричал он, – не беден настолько, чтобы не мочь позволить себе выключить телевизор на два часа!»
В просторном и немного хаотичном доме Сантиты всегда было
Когда преподобный Джексон был дома, там царила совершенно другая атмосфера. Рутина отодвигалась на задний план: разговоры за ужином затягивались до поздней ночи, в дверь входили и выходили советники, непрерывно строились планы. В отличие от моего дома на Эвклид-авеню, где жизнь всегда текла своим чередом, по предсказуемому распорядку, а заботы родителей редко выходили за рамки того, чтобы наша семья была счастлива и постепенно двигалась к успеху, Джексоны думали о более сложном и, казалось, более значительном. Их действия направлялись вовне, их сообщество было огромным, а миссия – важной.
Сантиту и ее братьев с сестрами воспитывали политически активными. Они знали, как и что бойкотировать. Они выходили на марши по настоянию отца и сопровождали его в деловых поездках, посещали Кубу, Нью-Йорк и Атланту. Они стояли на сцене перед огромными толпами и учились выдерживать беспокойство и принимать противоречия – следствия публичной жизни черного отца. Телохранители преподобного Джексона – высокие молчаливые мужчины – всюду следовали за ним. В то время я даже наполовину не понимала, что могло угрожать его жизни.
Сантита обожала отца и гордилась его работой, но при этом старалась жить собственной жизнью. Мы с ней полностью поддерживали укрепление характера афроамериканской молодежи, но в то же время отчаянно хотели успеть в Уотер-Тауэр-Плейс до конца распродажи кроссовок K-Swiss. Мы часто искали попутку или одалживали машину. Поскольку у моих работающих родителей была одна машина на двоих, в доме Джексонов наши шансы увеличивались в два раза. Мистер Джексон владел универсалом с деревянными панелями и маленьким спорткаром. Иногда нас подвозил кто-то из его многочисленного персонала или постоянно курсирующих туда-сюда посетителей.
Чем нам пришлось пожертвовать, так это контролем над ситуацией. Это и станет одним из моих первых невольных уроков в политике: планы и расписания имеют свойство меняться. Даже стоя на самом краю воронки, ты все равно чувствуешь ее вращение. Мы с Сантитой частенько застревали из-за какой-нибудь задержки, связанной с ее отцом, – затянувшейся встречи или самолета, все еще кружащего над аэропортом, – или объезжали несколько остановок в последнюю минуту. Мы думали, что едем домой из школы или в торговый центр, но вместо этого оказывались на митинге в Вестсайде или часами торчали в штаб-квартире операции PUSH в Гайд-парке.
Однажды мы обнаружили себя марширующими
Тогда я еще не знала, что воронка вокруг отца Сантиты начинает раскручиваться. Джесси Джексон был всего в паре лет от того, чтобы баллотироваться на пост президента Соединенных Штатов. Скорее всего, он уже вынашивал эту идею, когда мы учились в школе, и искал деньги и связи. Президентская гонка, как я сейчас понимаю, это всепоглощающий процесс для каждого, кого она касается, а хорошие кампании требуют тщательно проработанного плана и фундаментальной подготовки, которая может затянуться на годы. Нацелившись на выборы 1984 года, Джесси Джексон стал вторым афроамериканцем, возглавившим серьезную президентскую кампанию, после неудачной попытки конгрессвумен Ширли Чисхолм [74] . По крайней мере, ко времени парада он должен был начать об этом думать.
74
Ширли Анита Сент Хилл Чисхолм (англ. Shirley Anita St. Hill Chisholm) – американский политик, кандидатка в президенты США на выборах 1972 года.
Мне не понравилось там находиться, под палящим солнцем, среди воздушных шаров, мегафонов, тромбонов и ликующей толпы. Звук фанфар веселил и даже пьянил, но от чего-то в самой политике меня подташнивало. Мне нравится, когда все четко и спланировано заранее, а в политике, насколько я знаю, и близко нет ничего подобного. Этот парад не входил в мои планы. Мы с Сантитой вообще не хотели к нему присоединяться. В последнюю минуту нас выцепили – не знаю кто, ее мама, или папа, или кто-то еще из движения, – прежде чем мы смогли уйти по своим делам. Я любила Сантиту и была вежливым ребенком, привыкшим слушаться взрослых, – и поэтому оказалась в круговерти жары и шума на параде в честь Дня Бада Билликена.
Когда я пришла домой на Эвклид-авеню, мама встретила меня смехом:
– Я видела тебя по телевизору.
Она смотрела новости и заметила, как я марширую вместе с Сантитой, машу рукой и улыбаюсь. Думаю, смеялась она именно потому, что уловила мое состояние: меня заставили сделать то, чего сама бы я никогда не сделала, и меня от этого подташнивало.
Когда пришло время присматривать колледж, мы с Сантитой обратили внимание на вузы Восточного побережья. Подруга поехала в Гарвард, но разочаровалась в нем, когда сотрудник приемной комиссии оскорбил ее из-за политической деятельности ее отца, в то время как она хотела, чтобы отношение к ней основывалось на ее собственных достижениях.