Беда
Шрифт:
Он шагнул в лифт, и она повторила ему вслед: Я люблю тебя.
32
Пятница, 17 декабря 2004
Отделение психиатрии детей и подростков,
третья неделя практики
В пятницу он не сдавал экзамен — о дне экзамена его, как было сказано, известят отдельно. Он сидел в кабинете доктора Пьера с Сулеймани, Иветтой,
Тогда привели ДеШону и поговорили с ней наедине. Адия и Джона дожидались снаружи, в приемной, где красовался герб больницы. Адия то пыталась окрыситься на Джону, то пряталась глубоко в свою зеленую куртку-пуховик — легким дымком выходил из швов синтетический пух — и тогда казалась очень испуганной, совсем юной. Не в силах смотреть на нее, Джона поднялся и вышел в туалет. Когда он вернулся в приемную, девушки там не было.
Декан выглянул из кабинета, согнутым пальцем поманил к себе Джону.
— Где Адия?
— Не знаю. Ушла.
Декан нахмурился:
— Заходите.
ДеШона плакала. Иветта стояла у нее за спиной, гладила девочку по волосам. Как только Джона вошел, малышка бросилась к нему и сказала: Я ничего такого ей не говорила, честное слово.Иветта сказала: Пошли, моя хорошая, пройдемся.
ДеШона позволила соблазнить себя мороженым. Выходя из кабинета, она еще раз обняла Джону — как пришлось, за талию. Сулеймани и декан отводили взгляд.
— Все в порядке, — сказал он, присаживаясь на корточки. — Иди с Иветтой.
Девочка кивнула и отпустила его. Иветта спросила: Шоколадное или ванильное?
Сулеймани принес Джоне ланч, и они поднялись в лабораторию, мрачное помещение на двадцатом этаже, с окнами на север и на восток, наступающие сугробы, голые леса, два моста, остров Рэндалла.
— Вы знаете, что Ист-Ривер течет в обоих направлениях?
В пустой комнате гулко отдавалось эхо.
— Это не река, а залив. Течение меняется с отливом и приливом. — Сулеймани пожевал откушенный кусок, проглотил. — Кажется, я собирался начать с этого как с аллегории. Но теперь не соображу, как продолжить.
Джона промолчал. Сулеймани отпил кофе, поставил стаканчик на твердое, из черного пластика, покрытие лабораторного стола. Возле каждого стола — два высоких стула, на каждом столе — два микроскопа, в каждом столе — два ящика с именами студентов второго курса. А вон тот стол, за которым Джона провел немало часов в прошлом году, прикидываясь, будто начал разбираться в медицине.
— Я хочу сказать вам, что считаю вас одаренным врачом. События этой недели не должны отразиться на вашей самооценке или вашем будущем. Это все политика. Я ни на минуту не усомнился в вас. Больница — это бюрократическая организация. Надеюсь, наступит день, когда вы меня поймете. — Сулеймани обтер очки о халат, посмотрел на стекла: еще грязнее стали, с разводами жира и соли. — Как проведете каникулы?
— Поеду к друзьям.
— Отдыхайте. Имеете полное право. И позвольте сказать вам одну вещь: я старался защитить свое отделение, а ни в коем случае не навредить вам. Вы отлично держались, и я сделаю все, что в моих силах, чтобы вы получили наилучшую оценку.
Вот забавно. Глядишь, в качестве компенсации пятерку поставят. Надо бы послать Ив благодарственную открытку.
— Большое спасибо, — сказал Джона.
— Я хотел, чтоб вы знали. — Сулеймани еще раз обтер очки, поднял их, поглядел. Надо же, все равно грязные.
Вернувшись в общежитие, Джона выпустил воздух из надувного матраса и упаковал вещи. Вик, которому он все подробно изложил, уже уехал на недельку в Трибеку к Дине. Джона предпочел бы, чтобы они сразу убрались из города кататься на лыжах, но Вик обещал смотреть в оба.
Ты бы обратился в полицию.
Джона сказал: обращался, то-то и то-то ответили ему копы.
Пушкой, что ли, обзавелся бы.
Сперва Джона громко расхохотался в ответ. Потом подумал: а ведь и правда.
Вещей у него с собой было мало, и все не те. Он взял такси и окольной дорогой вернулся в Ист-Виллидж за одеждой. Квартира словно стала чужой. Уходя, они выключили отопление, и Джона рылся в шкафу в поисках свитеров и джинсов, не снимая куртки. За окном уже вовсю валил снег, прогноз обещал первые за сезон основательные осадки. Нашлись дырявые шерстяные носки и другие шерстяные носки, которые он штопал сам. Ханна как-то забавы ради обучила.
Проверка безопасности: стекло в окне цело, пыль на подоконнике. Может, переночевать разок? Он набрал номер Джорджа:
— Сегодня приеду.
Джордж фыркнул:
— В каком смысле?
— В смысле скоро увидимся, — пояснил Джона. — Приеду на электричке девять сорок пять.
— Сегодня пятница. Я думал, ты приезжаешь завтра.
— Я тоже так думал. Планы изменились.
— Предупредил бы заранее. Я бы договорился с Луизой. Теперь уже поздно.
— Встречай меня на станции, — сказал Джона.
Суббота, 18 декабря 2004
Диван в гостевой комнате весь в рытвинах, проваливается, после беспокойной ночи спина болела. Рукава пижамы задрались до подмышек, одна штанина свернулась улиткой, воздух в комнате пропитался ночными кошмарами.
Джона выбрался из подвала, прошел по затемненной гостиной, пересек луч света, забавлявшийся с кошачьими шерстинками. Снаружи ветер сдувал снег с оград. Снег перед домом нетронут и свеж — лишь чернеет «Нью-Йорк таймс». Белые барашки, пенная ванна.