Бедная Марта
Шрифт:
— Хорошо, — сказал мистер Гендерсон. — Не просто хорошо, а отлично. Статья великолепна, она задевает за живое, отчего так и хочется выйти наружу и закричать: «Куда катится этот проклятый мир?» Но я не стану ее печатать, Клайв.
Молодой человек в изумлении уставился на редактора.
— Но почему, если она так хороша, как вы говорите?
— Потому что ты написал в ней правду, а наши читатели не хотят знать ее. Как по-твоему, сколько мальчишек из Ланкашира сейчас сражаются на этой проклятой войне? Тысячи! А сотни уже наверняка погибли или ранены. Неужели
— Если бы Гая убили, я бы захотел узнать правду. Я хотел бы узнать, за что он погиб! — с жаром воскликнул Клайв.
— Тогда должен заметить, что ты — исключение.
— По-моему, вы недооцениваете людей. — Подумать только, а он еще считал этого человека дальновидным и прогрессивно мыслящим! Клайв забрал со стола свою статью. — Если не возражаете, сэр, я, пожалуй, пойду.
— Я думал, ты пообедаешь со мной, раз уж оказался здесь.
— Нет, спасибо. — Клайву хотелось побыть одному.
— Я расстроил тебя, Клайв? — Похоже, мысль об этом изрядно позабавила Эдгара. Он, конечно, мог считать войну чудовищным преступлением, но это не мешало ему спокойно спать по ночам.
— Нет, сэр, — солгал молодой человек.
Он попрощался и поехал обратно в Ливерпуль, мрачный, погруженный в невеселые мысли. И замечательная погода ничуть не улучшила его настроения, скорее напротив. Он думал о том, каким чудесным местом мог бы стать мир, если бы страны прекратили выискивать малейшие поводы для войн друг с другом.
Но когда Клайв вернулся к себе в офис, Герберт напомнил, что через полчаса ему следует быть в ратуше, где он должен взять интервью у члена городского совета Седрика Кершоу-Джонса по поводу возражений последнего против строительства кинотеатра в районе Вултон.
Клайв заявил, что помнит об этом, хотя на самом деле благополучно забыл об интервью. Просто он считал Герберта заносчивым и нахальным мальчишкой и не хотел, чтобы тот думал, будто его босс чуть было не подвел солидную газету. В душе Клайв еще раз порадовался тому, что не остался на обед в Блэкпуле с Эдгаром Гендерсоном.
Репортер не был знаком с членом городского совета Седриком Кершоу-Джонсом, но то, что тот говорил, не нравилось молодому человеку. По его глубокому убеждению, любой город в стране только выиграл бы оттого, если бы на каждом углу стояли кинотеатры, а не пивные бары.
Кроме того, сегодня после обеда Клайву предстояло побывать на торжествах по случаю столетнего юбилея одной дамы из Омскирка, у которой насчитывалось более ста пятидесяти ныне живущих потомков. На обе встречи он собирался взять с собой фотоаппарат.
Член городского совета Седрик Кершоу-Джонс оказался редким занудой, как, впрочем, и ожидал Клайв, зато столетняя леди привела его в полный восторг, особенно когда поделилась
На ее день рождения пожаловала большая часть тех самых ста пятидесяти отпрысков, хотя в небольшой домик с каменными полами и сводчатыми окнами смогли вместиться лишь немногие. Часть гостей разместилась в саду, другая часть отправилась в «Мухомор», местное питейное заведение.
Клайв намеревался задержаться здесь ровно настолько, чтобы успеть побеседовать с Кэролайн, сфотографировать ее и вернуться к себе в офис, но обнаружил, что ему трудно расстаться с фермерами. Это были настоящие сыновья земли. Они говорили с резким ланкаширским акцентом и отзывались о земле так, словно она — живое существо, способное испытывать перепады настроения. Земля грустит, уверяли они, если ей не хватает дождей или достается слишком много солнца.
— Ей не нравится, когда она становится сухой, как пыль, — заметил кто-то из них.
Их жены, вне зависимости от возраста, являли собой распространенный тип полных жизнерадостных матрон с розовыми щеками. Они обсуждали урожай яблок в нынешнем году — похоже, он будет небогатым. А вот клубники уродилось много, но не хватало рабочих рук, чтобы собрать ее, поскольку очень многих мужчин призвали в армию. Оставалось надеяться, что женщины не позволят погибнуть урожаю.
Война была одной из самых популярных тем. Женщины говорили о ней с горечью. Такое впечатление, что у всех были знакомые, потерявшие одного или нескольких родственников. Клайву запомнилась женщина, одетая чуточку лучше других, которая рискнула высказаться откровенно.
— Кто дал им право отнимать у нас наших детей? — спросила она, не обращаясь ни к кому конкретно. — Кем они себя считают, это старичье, надувающее с важным видом свои дряблые щеки? Это все, на что они способны, поскольку ни капли мозгов у них уже не осталось.
Кэролайн, похоже, знала всех присутствующих по именам. Она качала малышей на коленях и гладила их по щекам старческими пальцами, изуродованными артритом. Клайв сфотографировал ее с самым молодым отпрыском, двухмесячным прапраправнуком Уилфридом.
В конце концов Клайв ушел лишь около пяти часов пополудни, да и то подчинившись зову природы, поскольку не мог заставить себя посетить уборную на улице, которая являла собой всего лишь дыру в земле, огороженную выцветшим и ветхим брезентом. От одного только запаха желудок Клайва сжимался.
Он вспомнил, что по дороге в Омскирк ему встретилось по пути здание вокзала. Оставив автомобиль напротив станции, Клайв посетил туалет и уже собирался вернуться к своей машине, как вдруг из дверей вокзала повалила толпа. Очевидно, только что прибыл какой-то поезд.