Бедная Настя. Книга 4. Через тернии – к звездам
Шрифт:
— Как скажете, — по-доброму промолвил Никита и, точно маленькую, повел княгиню из комнаты.
Едва они ушли, Татьяна откинулась на подушки и тихонько заплакала. Больше всего на свете ей хотелось сейчас зарыдать по-дикому, упасть на пол, биться головой, растрепав по-вдовьему волосы. Сколько раз она видела в деревне, как истошно вопили бабы по сгинувшим на поле боя рекрутам, и лишь просила Господа, чтобы уберег ее от такой судьбы. Но разве уйдешь от нее, от судьбы-то?
А она ведь глупость заподозрила — вообразила, что Сычиха про кровосмешение говорит, когда
Татьяна вздохнула — нельзя ей волноваться, ей о маленьком беспокоиться надо, чтобы рос счастливым и здоровым. Татьяна вдруг испытала такой прилив нежности к еще не рожденному ребенку, что захотелось сказать и сделать для него что-то приятное. Она стала гладить себя по животу и напевать что-то протяжное и убаюкивающее. Голос у нее был низкий, бархатный, и песня выходила величавая, теплая. Мелодия текла, как река в погожий день, — плавно и свободно, как будто сама по себе несла свои воды в необозримую даль. Даль светлую и прекрасную, в которой нет ни боли, ни горя, где цветут волшебные сады, и птицы щебечут подголоском ее песни. Там дышится легко и шагается без усилий, точно летишь по воздуху, не задевая земли, не касаясь предметов и деревьев. Там люди такие же добрые — их сердца горячи, а мысли — прозрачны. И время не имеет там никакого значения, потому что — нет всему этому благолепию конца. Смерти нет… смерти нет… смерти нет…
В вечер, предшествующий похоронам Андрея, семья впервые за эти дни собралась в гостиной. Все двигались как-то тихо и сосредоточенно — входили по одному и садились на привычные места: Долгорукая — на свой любимый диванчик, Лиза и Соня — на полукруглый диван у окна, Татьяна — на стул при входе. Князь Петр появился на пороге гостиной под руку с Полиной и, отечески похлопав ее по запястью руки, вежливо пропустил вперед. Полина быстро огляделась и, увидев свободное место, немедленно подалась к нему.
— Нет! — вскричала, смертельно побледнев, Долгорукая, и ее бледность в неярком освещении настенных канделябров казалась попросту мистической.
Полина вздрогнула — на нее со всех сторон смотрели озлобленные женщины. Полина надулась и тотчас бросилась за помощью к папеньке.
— Да чем же я провинилась, отец? — она припала к груди князя Петра и как будто заплакала.
— Ничего, ничего, милая, — Долгорукий успокаивающе притянул ее голову к себе и поцеловал в лоб. — Ты, верно, не знала — это место Андрея. Он всегда сидел в кресле после ужина, когда мы все встречались в гостиной выпить чаю.
— Господи Боже! — прошептала Полина и истово перекрестилась. — Да разве я на покойничье место уселась бы? Сказали бы прежде, я бы и не пошла.
— Это еще почему — покойничье? — обиделась Долгорукая. — Андрюша скоро придет, и мы сможем приступить к чаепитию.
— Маша, — князь Петр укоризненно покачал головой, — держи себя в руках, не одной тебе плохо.
— О чем ты, Петя? — Долгорукая с невинным видом обернулась к нему.
Ее шея двигалась, как у совы, словно была на механических бесшумных шарнирах.
— Маменька, — Соня встала и подошла к ней, — не терзайте себя, этим горю не поможешь. Андрей мертв, и мы должны принять это.
— Андрей жив, — убежденно сказала Долгорукая, непонимающим взглядом обвела всех находившихся в гостиной, и, остановившись на Татьяне, понимающе подмигнула ей. — Мы-то с тобою, милочка, знаем, что он жив. Не правда ли?
— Что это значит? — князь Петр с суровым выражением на лице посмотрел на Татьяну.
— Мария Алексеевна знает, что я ношу под сердцем ребенка Андрея Петровича, — смущаясь, объяснила Татьяна. — Вот и говорит так… А я не спорю — мне самой кажется, что Андрей Петрович не умер, раз во мне растет его дитя. Мне даже кажется, я видела его — вошел в дверь и… Ах!
— Что с тобой, Таня? — удивился князь Петр и, проследив за ее рукой, побелел. — Андрюша, ты?
Ужас охватил всех — в дверях, раскрыв их, но, не приближаясь, стоял Андрей. Он был, каким его запомнили в последний раз — во фраке и рубашке с манжетами, с гладко причесанными волосами и быстрым взглядом из-под тонкой золотой оправы.
Андрей стоял молча и пристально смотрел каждому в глаза, медленно поворачивая голову от одного родного лица к другому.
— Свят, свят! — зашептала суеверная Полина.
— Ты чего это, приблудная? — насмешливо спросила Долгорукая и встала, направляясь к Андрею. — Я же говорила вам — он жив! Не мог он умереть. Я этого не хотела. Он не должен был попасться в эту мышеловку. Я ее для муженька своего развратного готовила — стал бы с безумным бароном стреляться, вот тебе и награда за все хорошее. А еще лучше, если бы тот пистолет к Корфу попал, — радость моя не знала бы меры.
— Маша… — с ужасом воззрившись на жену, прошептал князь Петр.
— Маменька, — всхлипнула Соня, — что вы такое говорите? Как же вы могли?
— А чего здесь такого сложного? — спокойно пожала плечами Долгорукая, подходя к Андрею и обнимая его. — Милый ты мой, как я счастлива, что ты вернулся! Ты на меня не гневайся, Бога ради, я боек подпилила, чтобы он как будто случайно сработал. И зачем ты только ту коробку в руки брал? Но ничего, теперь все позади, мы опять вместе. Все вместе…
— Тане плохо! — вдруг вскричала Лиза, обращаясь к Андрею. — Довольно уже, хватит, слышишь, хватит!
— Простите меня, — заговорил Андрей голосом Репнина и снял с головы черный парик.
Долгорукая безумным взглядом следила за тем, как Михаил снимает очки и отклеивает бачки. Сомнений не осталось — в костюме Андрея перед ними стоял князь Репнин.
— Это жестоко, князь! — вскричала Соня и зарыдала.
— Не приставай к Мише, — бросила ей Лиза, поднося флакон с нашатырем к лицу Татьяны. — Это с моего согласия он решился на маскарад.
— Ты безумна, как и твоя матушка, — глухим голосом заговорил князь Петр, схватившийся за руку Полины, чтобы не упасть от пережитого потрясения.