Бедный Павел
Шрифт:
С Вейсманом мне было весело, он гонял солдат, как сидоровых коз, тренируя их, дисциплинируя и натаскивая на бой. Таких масштабов тренировок я у армии Румянцева не видел и был реально восхищен. Причём солдаты Вейсмана просто боготворили, он любил своих солдат и берёг их. Небоевые потери в его частях всегда были ниже, чем у соседей, да и боевые были существенно ниже.
Вейсман был из прибалтийских немцев, но служака до мозга костей, прошедший массу сражений, но ещё не сделавший большой карьеры. Умный и честный он стал мне очень близок. Отто знал, что я его прикрою от
Задачи нам были поставлены — сидеть и не высовываться, все крупные действия должны были начаться только в следующем году. Я пребывал в Кишинёве и скучал. Переписывался с Мамой, Разумовским, Паниным, Дидро, своей командой и Маврокордатами. Я скучал по Марии. Очень скучал. Прошло менее трёх недель, с тех пор как я видел её последний раз, но сердце рвалось к ней в Яссы. М-да, влюбился…
Мои ребята притащили мне Лейбовича, как заказывал. Причём буквально притащили, в мешке. Перепуганного, ничего не понимающего. Мешок развязали и бросили посредине кабинета. Из него медленно вылез упитанный, далеко не старый мужчина, со слегка восточным и очень симпатичным, пропорциональным лицом.
— Вы Симон Лейбович? — не давая ему прийти в себя, по-немецки начал я.
— Да, Ваше Сиятельство! — испуганно кося глазами на стоявших в углах кабинета гайдуков, заговорил тот, не понимая, к кому он попал.
— Ваше Высочество! — с раздражением заявил Гришка, стоявший за моей спиной.
— О! Я виноват, Ваше Императорское Высочество! — ну, что же, он точно не дурак, хотя опознать единственное бородатое Высочество в Европе было не очень сложно, но вот знать об этом факте могли ещё не многие.
— Рассказывайте, Симон! У Вас же нет вопроса, что я хочу от Вас услышать? — я подпустил в голос насмешливого презрения.
— Конечно, Ваше Императорское Высочество! У нас случился весьма досадный конфликт вокруг заработков, я виноват! Не губите!
— Симон, давайте, определимся, в какой реке вы предпочитаете быть утопленным? В Быке, или, может, Днестре? Или Вам милее Прут? Извините, но вы всё-таки еврей и находитесь здесь инкогнито, так что даже повесить мне будет невместно… — мой гость дико завращал глазами на гайдуков, дружно выдвинувшихся из тени.
— Ваше Высочество, не надо! Я всё расскажу, всё! — он был напуган и готов к разговору.
— Кому Вы платили?
— Генерал-Кригскомиссару Глебову! — ага, он подтверждал мои догадки — как забавно, на самый верх, значит.
— Иван! — сидевший в углу Титов радостно кивнул мне. Значит, после разговора голубь отправится в Петербург.
— Как давно?
— Больше двух лет. — а вот это мы не дораскопали. Значит, он стоял и за предыдущими поставщиками.
— Почему качество продовольствия так упало?
— Господин генерал потребовал значительно большую долю.
— Как он получает деньги?
— Их возит специальный человек в Петербург каждые полгода.
— Кто этот человек?
— Мой сын, Аарон.
— Когда будет следующий визит?
— Через два месяца. — надо же он даже не обмолвился, что я ему бизнес-то проредил…
— Что вы ещё поставляете в армию?
— Продовольствие, упряжь, повозки и так по мелочи, но, конечно, не сюда…
Ладно, с этим разберёмся потом, а Симончика надо разговаривать дальше. Талант он был явный. Незаконнорождённый сын крупного еврейского проповедника Якоба Франка был унижаем всеми. Даже его собственный отец не мог явно помогать Симону, ибо это испортило бы репутацию уважаемого лидера крупной еврейской общины. А так, еврей без отца не пользовался поддержкой общины и презирался поляками. Тем не менее он так пробился. И сына своего мне сдал не задумываясь.
Я-то что хотел, узнал — теперь пусть уж его Иван допрашивает, если что ему подскажут, чем интересоваться. За стенкой сидел и всё слушал Василий Довбыш, один из раненых офицеров, переведённых в ревизоры-интенданты. Мне кажется, что парень нашёл своё настоящее место именно на этой работе — он определял воров за несколько минут изучения бумаг, разбирался в хищениях, будто сам их и задумывал.
Вот Василия я двину на руководство ревизионной службы, только пусть заматереет немного. Этот сирота из бедных малороссийских дворян попал в инженерный корпус радением своего дяди, одного из секретарей Синода. Учился Василий хорошо, и вышло из него то, что я и ожидал — верный и умный слуга государства.
Да и Ванька Титов… Мы как-то в дороге разговорились и он сказал мне:
— Ваше Высочество, Вы вот меня ни разу не спросили, откуда я взялся, какого происхождения… Вот почему?
— Иван, тебя Захар прислал, ему я доверяю. Значит, и тебе доверяю. Что здесь твоё происхождение-то…
— А ведь я — тать [102] бывший! Трактирный служка был — пьяных грабил! А?!
— Ну, был. А теперь ты государев человек, ты на меня работаешь. Что было — прошло.
— Как же, Павел Петрович, не дворянской я крови?!
102
Вор (уст.)
— Что ты страдаешь? Захар вон, тоже не граф, так ты знаешь — я ему, как себе верю, или вот дядька Остап или Григорий Белошапка, к примеру, что же теперь, мне их не ценить?
— Умру за Вас, Павел Петрович, только скажите! — сдавленным голосом сказал Ванька.
— Не стоит, братец, умирать — стоит жить! — вот что мне ответить было, кроме таких банальностей, у самого горло тогда перехватило. Вот так и живём, ничего ещё не сделал, а за меня уже умирать готовы…
Вот и Симон потом. Я через несколько дней опять его увидел. Он за это время так много рассказал, что явно для себя уже решение принял. Очевидно, с ним можно было ещё кое-что обсудить.
— Ну что, Симон, как ты свою жизнь дальше видишь? Что ты в жизни хочешь?
— Ваше Высочество, что может еврей в этом мире?
— Многое, Симон, может, многое. А вот чего хочешь именно ты?
— Хочу человеком быть! Не жидом, а человеком! — вот надрыв у человека пошёл, видимо, накипело.
— Ты про такого человека, Шафирова, слышал?
— Кто же у евреев про Шафирова не слышал?
— Хочешь такой судьбы? И для себя и для Аарона и Соломеи твоих, а?
— Да, хочу, Ваше Высочество!