Бедный Павел
Шрифт:
Из всей битвы я толком запомнил только тот момент, как своим шарфом зажимаю рану на груди какого-то гренадера и кричу Белошапке — «Гриша, помоги мне!».
— Огонь! — Алексей Лобов сорванным голосом прохрипел команду своим артиллеристам.
Сражение под Варной было в самом разгаре. Войска Вейсмана, построившись в несколько каре [105] , атаковали основную часть турецкого войска, не успевшего развернуться к битве. Вокруг, кружа, словно злобные осы, носились казаки Наследника, нанося разящие укусы османам, не давая им окружить русскую армию по частям. Орудия Лобова находились на фланге каре Суздальского полка
105
Боевой порядок в виде квадрата.
Турки не смогли развернуть все орудия, и огонь русских был для турецких пушкарей-топчи ужасен. Кошмарная мешанина из быков, тащащих орудия, коней, людей, телег и посреди всего этого рвутся русские снаряды. Красота! Оглушительные взрывы бомб, выпущенных из единорогов [106] , крики людей, ржание лошадей, истошное мычание быков — музыка войны придавала всему этому зрелищу поистине апокалипсический размах.
Алексей уже был поручиком — после Силистрии он возглавил оставшуюся артиллерию полка, большинство артиллерийских офицеров были ранены, а он был отличной кандидатурой. Храбрый и расчётливый, очень авторитетный среди артиллеристов и пехоты, именно он стал правой рукой командующего полком Суворова.
106
Изобретённая в России гладкоствольная пушка-гаубица.
— Огонь! — снова прорычал Лобов, и орудия выстрелили. — Заряды подавай!
— Турки бегут! — закричали в передних рядах. Алексей присмотрелся и увидел, что турецкая артиллерия и обоз не выдержали их огня и разбегаются. Это приметил также и Наследник, и кавалерия русских устремилась к отступающим туркам, стремясь не дать им заново организоваться. Основные силы турок, поняв, что сейчас потеряют и пушки, и тыловые подразделения, начали волноваться, а кавалерия турок бросилась наперерез русским.
В это время армии Вейсмана ударила по главному отряду противника, и тот, не успев толком перестроится в боевые порядки, но будучи очень ещё решительно настроен, смог оказать серьёзное сопротивление. Завязалась жаркая схватка и Лобову стало не до нашей кавалерии.
Как он потом понял, бой шёл всего около часа, турки всё-таки не выдержали и побежали. И только тогда Алексей оглядел поле сражение снова. Они были недалеко от того склона, который обстреливали раньше. Там, где раньше стояли турецкая артиллерия и обозы, всё ещё шла сватка. На помощь нашей кавалерии успел один мушкетёрский батальон. Русские лёгкие всадники своевременно отступили за свою пехоту, а потом снова ударили во фланг врагам. Наши конники ещё сражались несмотря на явное численное преимущество противника.
— Братцы! Там Наследника убивают! — Лобов понял, что происходит совсем рядом с ними. Открывать огонь из орудий по этому хаосу из дерущихся конных и пеших людей было безумием. Поэтому он крикнул:
— Братцы! Айда Наследника выручать!
И, изнеможённые боем и зачастую даже раненные, пехотинцы и артиллеристы в едином порыве кинулись к месту схватки, где, уже не обращая внимания на происходящее на основном поле боя, сцепились намертво русские и турецкие всадники и пехотинцы.
Лобову удалось организовать своих бойцов — всего их было несколько десятков, и ударить во фланг турок. Мушкетёры кололи штыками врага, артиллеристы размахивали огромными банниками для прочистки орудий, дробя кости и черепа. Сам Лобов двумя руками рубил тяжёлым палашом, который подобрал на поле боя. Нового удара безумных, окровавленных, покрытых грязью русских, которые напали без единого выстрела и
Лобов увидел, как под русским всадником, одетым в чёрное, убили коня. Тот соскочил довольно ловко. Но на него пешего с одной саблей в руке наскочили сразу три конных турка. Не задумываясь, Алексей кинулся к месту схватки и палашом рубанул коня ближайшего врага по лоснящемуся боку, зацепив ещё и ногу наездника. Лошадь яростно заржала и сбросила раненого всадника с себя. Лобов походя ткнул того палашом и кинулся дальше.
Его обогнал высокого роста гренадер, размахивающим ружьём с разбитым вдребезги прикладом. Один из турок обернулся на новых врагов и, вытянув руку, зацепил гренадера саблей — тот упал, молча. Но, в этот самый момент Алексей, в каком-то нереальном прыжке попал по вытянутой руке врага своим клинком. Турок посмотрел на обрубок своей руки, дико завопил и свалился с лошади. Человек в чёрном, в свою очередь, очень ловко крутился на месте, отбиваясь от последнего врага, который, увидев, что сзади к нему приближается ещё один враг, бежал.
Невысокий русский сорвал с шеи зелёный почему-то шарф и начал зажимать рану на груди гренадера, выкрикивая что-то нецензурное.
— Господи! Это же сам Наследник! — Алексей бросился к нему. Опережая его, откуда-то выскочил казак с безумными глазами и криком:
— Живой? Павел!
— Гришка, помоги!
Победа была славнейшей, турецкой армии больше не было. Командующий турками сераскир Эмир-Махмет и, прибывший к армии, Великий Визирь Силахдар Мехмед-паша были пленены, но у нас осталось на ногах только около двух тысяч человек. Меня дважды ранили, и если порез на лице быстро поджил, то нога, которую зацепили ятаганом, заживала долго. Вейсман получил пулю в плечо, Гришка заработал контузию. Даже Суворова и того ранили в руку. Почти все в армии были ранены, хорошо хоть, что Ивана я оставил в Яссах.
Румянцев, когда получил послание Вейсмана, сначала сильно ругался и пытался остановить наш поход, но, поняв, что из этого уже ничего не выйдет, тоже перешёл в наступление. И после всего этого в Турции, наконец, полыхнуло. Вложения Алексея Орлова дали результат — восстали славяне, греки, албанцы, даже в Египте и Алжире начались волнения. Трон султана ощутимо зашатался.
Глава 11
Румянцев ругался. Конечно, его можно было заслушаться, но он входил в раж, багровел лицом и, учитывая богатырские размеры фельдмаршала, я начал волноваться, как бы того удар ни хватил.
— Пётр Александрович! Ну, ведь повинную голову меч не сечёт! Победителя не судят! Все мы не без греха! Не судите и не судимы будете! — у меня закончился набор соответствующих поговорок, я прервался. Румянцев тоже — он смотрел на меня недоумённо, повисла пауза. А потом мы начали хохотать, сначала только я и Румянцев, а потом к нам присоединился и Вейсман. Мы хохотали и не могли остановиться.
— Ох, ты, Павел Петрович! Ты себя в зеркало-то видел? Господи, ведь истинный скоморох! — заливался Румянцев.
— А ты, Пётр Александрович! Ведь красный как рак! — в ответ припадочно хихикал я.
Так бы мы, наверное, и померли от смеха, но в шатёр ворвалась охрана, которая не поняла, что происходит и решила прореагировать.
Мы действительно смешно выглядели. Все перевязанные, лица перекошенные, всё ещё в рваной форме или, вообще, в турецкой одежде. Склады мы здесь захватили большие, трофеев море, но вот нашей формы-то нету. К тому же я начал отращивать бороду. Формально, чтобы прикрыть шрам от пореза, а на самом деле — Мария привыкла к бородатым людям, да и моё курносое лицо значительно лучше смотрелось с бородой, а европейская мода — переживёт. А так как я был очень молод, то борода росла пока очень плохо.