Бег в золотом тумане
Шрифт:
Оставив в лагере Бабека и Лейлу хозяйствовать, мы ушли на
штольни. Ишаки везли взрывчатку, чайные принадлежности и кое-что из еды. Предусмотрительный Серёга взял с собой пару пачек матерчатых пробных мешочков и небольших полиэтиленовых пакетов, найденных среди Фединых запасов. Шли мы около получаса. И вот мы стоим на узенькой площадке перед обрушенным устьем штольни.
***
Короткая, метров сорок и узкая, метр тридцать на метр шестьдесят, эта выработка была сделана ручным способом, то есть шпуры пробивались молотобойцами с помощью кувалды и зубила. О силе молотобойцев тех лет до сих пор ходят
Проходчики -- крепкие, гордые и чуточку шебутные ребята. После обвала мужественно собирают в вёдра, останки коллег, нарушивших правила техники безопасности...
А как захватывает работа погрузчика! Это забрызганное грязью страшное стальное животное, яростно мотая ковшом, с грохотом и визгом наезжает по рельсам на отбитую породу и, набив ею пасть, легко перебрасывает через себя в вагонетку!
А как щекочет нервы поездка по неосвещенной штольне на буфере последней вагонетки? Состав с грохотом мчится на огромной скорости, ветер бьет в лицо, вагонетки раскачиваются... Время от времени луч фонарика шахтёрской каски вырывает из темноты бревна крепления, соединительные коробки, трубопроводы. И надо от них увернуться, но не всегда это получается!
И тогда: "бум" и "та-та-та" -- каска весело скачет сзади по рельсам и шпалам!
А сделать первый забой в руде? Это -- охота! Ведешь штрек по рудной зоне, несколько метров в день -- ничего нет, пустая жила, барабан... Пробиваешься дальше и твердишь: "Должна быть руда, должна!"
Через день или два, в четыре часа утра, стучат проходчики в дверь твоего кубрика и говорят, посмеиваясь: "Беги! Да пошустрей! Там все блестит от стенки до стенки!"
***
И вот я опять здесь... Но уже в качестве "Джентльмена удачи". Будь моя воля, я и сейчас, не раздумывая, предпочел бы стабильные: 175 рублей, плюс 40% высокогорных, 40% полевых, 15% районных и
на все это -- ещё 10% подземки.
Штольня была завалена капитально. Федя, удобно устроившийся на согретом солнцем отвале, пояснил:
– - Полпачки на устье угробил! На десятник завалено, как в аптеке!
– - А ребят, убивец, где бросил?
– - спросил я с, накатившим вдруг,
отвращением.
– - Там они, под завалом!
– - Сам, сука, хоронить будешь!
– - А что, схороню в натуре, не впервой! Ты речь скажешь, Наташка слезу пустит, по горсти землицы в могилку бросим, -- пытался шутить Федя, но замолк, придавленный нашими злыми взглядами.
– - Хватит болтать, орлы!
Тут работы на целый день -- и это в лучшем случае.
– -
Сергей был прав. Федя не скрывал от нас своих "подвигов", и нечего свирепеть от его молотьбы. Надо работать!
– - Будем вкалывать парами. Начнем я и Черный. А ты, Юрик, по мере надобности будешь
– - Надо понимать, мы тебя "товарищ начальник" должны называть?
– -
хищно сузив глазки, съязвил Юрка.
– - Или предпочитаешь - "господин управляющий"?
– - Ну а что? Валяйте. Если мы тут партию изображаем, кто-то должен быть начальником. Или, может быть, ты хочешь им быть? И что тогда будет? Черного в Кальтуч за пробами отправишь? Или куда подальше?
– - Кончай, Серый! Твой прирожденный талант руководства заслужил мое восхищение и лично я обеими руками голосую за "Ваше святейшество", -- решительно сказал я и, улыбнувшись, спросил:
– - Послушай, когда ты сказал "начнем с Черным, ты, наверное, ишака имел в виду?
– - Тебя дорогой, тебя. Ишак в штольню не пролезет.
– - Благодарю! Оправдаю доверие ценными мыслями. Вот первая: Выдавать Юрку за врача - противочумника -- несерьёзно. Его здесь каждая собака знает! Пусть Наталья по совместительству сурчиным ливером заведует.
Другая ценная мысль: давай не будем весь завал разбирать - на это уйдет несколько дней. Мы проделаем только лаз, чтобы на четвереньках можно было до золота добраться, а там -- посмотрим по обстоятельствам. Может, металла и нет вовсе... Потом можно расширить проход, если потребуется.
– - А как камни будем вытаскивать? На веревочке за собой?
– - Да нет! Штольня, наверняка, не всплошную села, а участками. Будем породу складывать в неповреждённых частях выработки. А то, что Федя на устье наворочал, мы сейчас вмиг в речку скинем. Благо, палатки в стороне, на них не покатится...
– - Что же, давай, начнем, -- пробормотал Сергей и вдруг рассмеялся.
– - Ты чего?
– - посмотрел я на него с подозрением.
– - Назначению радуешься?
– - Да нет, конечно! Представь, Черный, своё и моё лицо: спускаемся в штольню, а там - "нуль пишем, два нуля на ум пошли"!
Неожиданно его смех скоропостижно угас. Он застрял в медленно сомкнувшихся губах, которые скорбной скобочкой украсили вытянувшееся лицо.
И было отчего: где-то за горами, скорее всего в районе перевала Арху, появилось слабое, ненадолго смолкающее, тарахтение. Через минуту стало казаться, что оно раздается отовсюду. И что это не один вертолетик, а целая эскадрилья! Казалось, еще минута и мы навсегда нырнём в "океан тихого помешательства".
Мы понимали, что соло одного вертолета отражается скалами и превращается в хор, но всё равно страдали!
Постоянное ожидание, постоянные поиски в небе этого "Дамоклова меча" сделали свое дело - нам срочно требовались положительные эмоции.
Звуки длились минут пять, но вертолет не появился. Более того, тарахтение смолкло, как будто какой-то небесный оператор вырубил динамик.
Еще минут пять мы ждали возобновления "симфонии". Но было тихо.
– - Серый! Ты слышал что-нибудь? Ну, например, вертолетное тарахтение?
– - стараясь выглядеть равнодушным, спросил Житник, когда стало ясно, что кроме шелеста реки, в природе не осталось других звуков.