Бегемот
Шрифт:
— Фельдмаршал? Лиман фон Цандер. Чистокровный пруссак, близкий к кайзеру. Османы назначили его в Стамбуле начальником гарнизона. Ваши друзья-дипломаты, понятно, подняли шум, и он поспешил ретироваться. Но не раньше, чем вымуштровал здесь всех на прусский лад! — Мэлоун попробовал изобразить чеканный строевой шаг, но в зыбкой хауде это плохо получалось.
Дэрин со значением поглядела на Ньюкирка: дескать, все понятно, чокнутый.
— Так османы поставили во главе своего дурацкого войска германца?
— Может, им просто надоело всем потакать? — Мэлоун пожал плечами. — Тут
Дэрин неспешно кивнула.
— Ну да. Корабль, который позаимствовал лорд Черчилль.
— Позаимствовал?! — Писака, едко хохотнув, застрочил у себя в блокноте. — С вашего позволения, я позаимствую эту фразу у вас.
«Вот Dummkopf! — ругнула себя мысленно Дэрин. — Все-таки вырвалось».
А вслух сказала:
— Видимо, здесь это новость?
— Хороша новость! Да Стамбул просто стоит на ушах! Сам султан почти банкрот, так что этот дредноут купила вскладчину фактически вся страна. Бабульки продавали свои мониста и приносили деньги. Детишки разбивали копилки и на сбереженные гроши покупали билеты в театр теней на представления о нем и его монстре-спутнике. Так что этот корабль, можно сказать, принадлежит империи — по кусочку каждому из ее граждан! По крайней мере, так было, пока не пришел лорд Черчилль и не прикарманил его!
Репортер улыбнулся с безумным ехидством; лягушка у него на плече флегматично завела глаза, запоминая сказанное.
— То есть, — Дэрин кашлянула, — получается, страсти здесь слегка накалены?
Мэлоун кивнул на расходящиеся перед ними створки ворот летного поля и лизнул кончик своего химического карандаша.
— Скоро сами увидите.
От ворот в город вел широкий проезд. По мере продвижения улицы вокруг становились все оживленней, а здания по высоте сравнялись с хаудой. Мимо окон и витрин с изобилием ковров и блюд с одинаково аляповатыми геометрическими узорами, от одного вида которых у Дэрин аж рябило в глазах, озабоченно сновали люди. Вдоль тротуаров тесно жались ларьки и прилавки, торгующие грудами орехов, сухофруктов и шаурмой на крутящихся вертелах. Ржаво-красными и пыльно-желтыми пригорками высились толченые специи, они же лежали в объемных фуражных мешках. Густые экзотичные запахи ощущались даже сквозь бензиновую вонь моторов, масляно оседая в гортани так, что казалось, будто ощущаешь их на вкус, как бывало в теплицах для разведения фабрикатов.
Теперь стало ясно, для чего шагоходу хобот. Шествуя сквозь толпу, машина грациозно поводила им вправо-влево, отгребая в стороны вездесущих пешеходов. Пальцы водителя впились в рычаги управления. Он без всякого ущерба отодвигал тележки и даже успел спасти детскую игрушку, упавшую случайно под ноги шагающему исполину.
Другие шагоходы во множестве тянули и толкали по улицам повозки. Большинство из них было стилизовано под верблюдов и ишаков, а один представлял собой рогатое чудище, которое Эдди Мэлоун назвал азиатским буйволом. Проворно пробирался сквозь людскую толчею металлический скарабей размером с омнибус; на нем с отрешенным видом сидели пассажиры.
В одном из проулков Дэрин заметила пару шагоходов,
— Что-то вроде боевых шагоходов? — поинтересовалась Дэрин.
— Нет. Это железные големы, — пояснил репортер. — Охраняют еврейские кварталы. — Он взмахом указал на толпу. — Османы в большинстве своем турки, но вообще Стамбул — настоящая этническая мешанина. Помимо евреев, здесь еще греки, армяне, венецианцы, арабы, курды, валахи, вайнахи. В общем, кого только нет.
— Боже правый, — сказал Ньюкирк. — Половину я и выговорить не смогу.
Репортер с улыбкой черкнул что-то в блокноте.
— И у всех свои боевые шагоходы — на всякий случай, для поддержания мира.
— Довольно хлипкий мир, должно быть, — заметила негромко Дэрин, озирая улицы внизу.
Публика там, надо сказать, выглядела весьма разношерстно: кто в фесках с кистями, кто в бедуинских хламидах, женщины в хиджабах и паранджах, а кто-то в пиджаках, как на улицах Лондона. И вроде все друг с другом уживаются, по крайней мере под недреманным оком железных големов.
— А это что? — указал вперед Ньюкирк.
В четверти мили улица словно вздыбилась чем-то багровым, двигающимся сквозь толпу им навстречу.
— А это встречающие. — Эдди Мэлоун послюнил карандаш.
Дэрин, подавшись вперед, козырьком приложила руку к глазам и вгляделась. Прямо по курсу показалась группа людей в алых фесках. Они что-то кричали, размахивая кулаками. Французская болтовня разом стихла.
— Боже ты мой, — озабоченно произнес посланник Маллет. — Опять эти молодчики.
— Это кто? — повернувшись к водителю, спросила Дэрин.
— Да, наверное, младотурки, сэр, — ответил тот. — Тут в городе полно всяких тайных обществ, революционеров. Даже ориентироваться в них не успеваешь.
Пыхнула вспышка: Эдди Мэлоун сделал снимок.
— Шесть лет назад младотурки попытались свергнуть султана, — рассказал посланник, протирая пенсне. — Однако немцы их приструнили. И вот теперь они ненавидят всех иностранцев. Видимо, этого стоило ожидать. Согласно моим источникам, газеты науськивают их россказнями насчет «Османа».
— Вы говорите, по вашим источникам? — переспросила доктор Барлоу.
— Сам я турецким, конечно, не владею, да и мой персонал тоже. Но источники у меня есть, причем отличные. Уверяю вас.
Ученая леди изобразила удивление.
— Господин посланник, вы хотите сказать, что ни один из вас не в состоянии читать местные газеты?
Посланник деликатно кашлянул; сопровождающие его лица с отсутствующим видом уставились в пространство.
— Да в этом и смысла нет. — Эдди Мэлоун подал сидящему во вспышке светляку кусочек рафинада. — Я слышал, немцы уже добрую их половину подмяли под себя.