Беги, Василич, беги. Часть 1
Шрифт:
– Вы, Ваше Преосвященство, чайку тут похлебайте, а мы с товарищем перебросимся парой слов, - сказал я Евлампию.
– Идите, ребята, потолкуйте, - сказал священник и долил себе чашку свежим чаем.
Глава 46
– Ну, товарищ Гудыма, что делать будем?
– спросил я.
– Примём бой, - сказал старый чекист и снял с шеи свой маузер, - мне живым даваться нельзя, свои уже, значит, сдали, пойду как организатор всей организованной преступности, а это срок светит, если власть захочет бороться с нашим братом. А тебе я всё время говорил: не оставляй на завтра, что можно сделать сегодня...
–
– А что именно?
– спросил Гудыма.
– Потом расскажу, - сказал я и мы вошли в комнату.
– Что ж, Ваше Преосвященство, - сказал я, - нам выбирать не из чего. Так что, передайте товарищам, что мы после обеда и придём к ним, а то на голодный желудок в тюрьму садиться неохота.
– Да что вы, ребята, - замахал руками Евлампий, - в какую тюрьму, мы же правовая страна...
– Ладно, товарищ полковник, - сказал Гудыма, - мы знаем, какая у нас правовая страна. У нас законы действуют по приказу свыше. Прикажут - законы действуют. Прикажут - законы не действуют, сплошное беззаконие при полном одобрении единогласно и волшебным образом избранных товарищей.
– Вас будет защищать церковь, - не сдавался Евлампий.
– Какая церковь?
– вступил я в спор.
– Вы горазды красиво бахорить, а церковь ваша давно превратилась в инквизицию, в отдел пропаганды правящей партии и в пятое управление прежнего КГБ, которое ведало всей интеллигенцией, кто с кем переспал, кто кого послал, и кто джинсы навыворот одел. Я с перестройкой думал, что вот, наконец-то, церковь с народом, можно с кем-то поделиться заботами, поверить то или иное понимание истины, выслушать наставление, а что получилось. Две девчонки по сути, две молодые матери, спели песню про царя в пустой церкви, обратились по-своему, по-скоморшьи к Богородице. И что получилось? Их судили светским судом как ведьм по уложениям Трулльского церковного собора и впаяли им "двушечку", два года тюрьмы, не посмотрев на то, что у них малолетние дети. Убийцу, убившую среди бела одну из сестер, а другую сестру сильно покалечив, по-церковному пожалели, дали условный срок с отсрочкой до четырнадцати лет, пока ребёнок не вырастет, а там и давность преступления пройдет. Это что, по-божески? Где вы были, овцы божьи? Рясы золотосеребряные надевали, бороды свои подбривали? Ряженые вы все, как и казаки ваши и хоругвеносцы черносотенные. Придет ещё власть народная, которая повыдергает бороды у всех председателей избиркомов и будут выбирать тех, кто народу люб, а вас с вашими рясами мы до народа не допустим. Ещё Иисус гнал торговцев из храма, так и мы вас отделим от торговли, повернём лицом к народу. Вы делаете всё, чтобы наша страна развалилась на части и ещё ввели уголовное наказание для тех, кто будет предостерегать от этого. Скоро вы и врачей будете судить за то, что они будут сообщать больным, что у тех есть серьезные и опасные заболевания. Пусть они живут себе в неведении и помирают только лишь по воле Всевышнего...
– Говорили мне, - процедил Евлампий, - что вы, писатели, одним миром мазаны, да только злато и почести шибко любите, причё м каждый в отдельности и помногу. Вот мы и перекупим вас всех, запишем в писательский союз, зарплаты положим министерские, орденами и премиями обсыплем и будете вы писать о том, что это церковь открыла ядро атома и что церковь водила руками живописцев, а партия и правительство, вдохновлённые заветами Библии, построили самое справедливое общество в мире, управляемое пожизненными президентами. Вот так. А вы, оставшиеся единицы, так и будете единицами. Для вас ещё будет счастьем устроиться дворником или кочегаром в котельной. Лучше уезжайте за границу прямо сейчас, не ждите, пока на вас обрушится гнев народный...
– Спасибо, батюшко, за милости ваши, - сказал я, - да только заждались дружки ваши, пятнадцать снайперов за нами следят, прицелами сверкают с разных сторон, как бы и вас не подстрелили ненароком, а нам пообедать нужно, да узелок с сухарями с портянками приготовить в дорогу дальнюю.
Выходящий Евлампий уже не щелкал каблуками и не хвалился офицерской выправкой. Он был в великом гневе. Вот и получается, что после революции большевики стреляли священников, а сейчас, после контрреволюции, священники будут стрелять тех, кто за большинство, в угоду агрессивному быдлу, чьи верноподданнические чувства оскорбляются людьми, способными сказать правду в лицо.
Глава 47
– Ну что, товарищ Гудыма, - сказал я, - времени у нас в обрез, надо рвать когти, а то эти когти у нас и повырывают.
– Ладно, банкуй, - сказал старый чекист и мы пошли на улицу.
Отношение к уголовному сленгу, фене, как к родному языку воспитывается в чекистах с молоком альма-матер, в которой учились все дети Феликса Дзержинского. Это потом они разделились на НКВД и МГБ, что совершенно не поменяло их сути, а посему иногда служебные совещания в этих органах несведущими людьми, сидящими в приёмной, воспринимаются как сходка криминальных авторитетов, переодевшихся в государственные мундиры.
На улице все находились в тревожном ожидании. Иначе и быть не может. Все прекрасно понимали, что в нашем обществе развитого демократизма любой человек может быть обвинён в любых преступлениях и осуждён по уложениям либо инквизиции, либо по основополагающему учебнику любой из существующих конфессий.
– Был бы человек, - говаривал один из классиков ушедшего века и очень популярный в веке нынешнем, - а уж преступлений для него мы найдём столько, сколько блох у шелудивой собаки. Человек, не осуждённый до сих пор, не является показателем своей непорочности, это всего лишь следствие плохой работы карательной тройки.
Наши времена вообще отличаются особенной простотой. В шесть утра тебе спиливают петли на дверях и врываются в квартиру в надежде на то, что ты не успеешь уничтожить какие-то улики. Какие улики? А хрен его знает, какие улики. Какие найдём, те и навесим. И сразу у человека изымают все семейные фотоальбомы, детские игрушки, мобильные и не мобильные телефоны, компьютеры и имеющиеся денежные средства с ювелирными изделиями, хранящимися либо в блюдечке на стенке, либо в деревянной шкатулке, оставшейся ещё от бабушки. Мало ли что. Так, обычно, всегда делают оккупанты на захваченных территориях, для которых все граждане захваченных стран являются потенциальными врагами, не смирившимися с тем, что им приходится подчиняться тем, кто победил их родную армию и правоохранительные органы, поставленные на защиту их, захваченных врагами граждан, прав и свобод.
Ребята из охраны Гудымы уже соорудили хороший ворот над колодцем и стояли в готовности опустить туда любого, кто подойдет первым.
– Давай, Олег, ты первый, - предложил мне Гудыма, - а то я по горячности своей, могу ещё дров наломать в том месте, куда мы с тобой стремимся. Да идти туда, где тебя дожидается твой друг, намного приятнее, чем одному шагать в дикий лес.
Попрощавшись с женой и приказав ей идти в дом, я привязался к веревке, вернее, надел пояс монтажника-высотника с лямками и прыгнул в колодец.
Яркий свет ослепил меня, как и всех, кто стоял рядом. Но это был только свет, а не испепеляющие солнечные лучи. Хотя, многие научные работники, взявшиеся читать этот не вполне научный отчет о моих экспериментах с неизвестным, мне сразу возразят, что свет в любой его форме это электромагнитное излучение, воспринимаемое человеческим глазом. Свет одними учёными людьми рассматриваться как электромагнитная волна, скорость распространения которой в вакууме постоянна, а другими учёными рассматривается как поток фотонов, то есть частиц с определённой энергией, импульсом и нулевой массой, то есть не весящей ничего, иначе нас бы придавливало к земле солнечными лучами. А так как свет преломляется на спектр, запоминаемый по правилу "каждый охотник желает знать, где сидит фазан", то свет может быть красным, оранжевым, желтым, зелёным, голубым, синим, фиолетовым, по-разному воздействуя на организм человека и окружающую его среду. Красный свет теплый, фиолетовый холодный, но тот и другой способны уничтожить человека, либо испепелив его, либо сделав мертвыми его клетки. Да и другие цвета света тоже недалеко ушли от основных цветов и ещё не вполне ясно, какой же цвет света является самым основным, потому что число оттенков спектра невозможно подсчитать не то, что практически, но даже и теоретически.