Беги, Василич, беги. Часть 1

Северюхин Олег Васильевич

Русский подумал-подумал, всю жизнь в России прожил, давай в русский. Через год встречаются.

Русский спрашивает:

– Ну, как у вас там?

Американец:

– Нормально, ведро дерьма съел и весь день свободен, а у вас как?

– А, у нас как всегда, - говорит русский, - то дерьма не довезут, то вёдер на всех не хватает.

– Как, а-ха-ха!

– Смешно, - сказал я, - а про рай ничего нет?

– Да как же нет, - обрадовался ангел, - да у меня целая тетрадка про рай, - и он достал откуда-то из-за спины общую тетрадку в клетку в дерматиновой обложке, девяносто шесть листов, производства издательства "Учпедгиз".
– Слушайте.

Попал человек в рай. Смотрит,

а там все люди ходят радостные, счастливые, открытые, доброжелательные. А вокруг всё как в обычной жизни. Походил он, погулял, понравилось. И говорит архангелу:

– А можно посмотреть, что такое ад? Хоть одним глазком!

– Хорошо, пойдём, покажу.

Приходят они в ад. Человек смотрит, а там вроде бы на первый взгляд всё так же как в раю: та же обычная жизнь, только люди все злые, обиженные, видно, что плохо им тут. Он спрашивает у архангела:

– Тут же всё вроде так же, как и в раю! Почему они все такие недовольные?

– А потому что они думают, что в раю лучше.

И Савелий первым засмеялся над своим анекдотом.

Я смотрел на него и силился вспомнить, где я мог его видеть в той жизни. Что-то неуловимо знакомое было в его чертах лица и поведении, особенно в методике рассказа анекдотов.

Помнится мне, в штабе Дальневосточного военного округа был один полковник, который сразу после военного училища был назначен в комендантскую роту командиром взвода охраны и отличался тем, что очень ловко и красиво затачивал карандаши своим перочинным ножиком. Все эти машинки для заточки карандашей быстро съедают карандаш, но не затачивают так, чтобы карандашом просто хотелось постоянно работать. А вот лейтенант так точил карандаши, что эти карандаши заметили на самом верху и командующий без этих карандашей жить не мог. И пошёл лейтенант по служебной лестнице, даже академию закончил, полковника получил, а занимался тем, что затачивал карандаши для командующего и для избранных начальников.

Второй полковник отличился на ниве рассказывания анекдотов. Знал к месту сотни анекдотов, записывал их в общие тетради по девяносто шесть листов и всегда был душой компании. Бывало, его прямо с жены стаскивали и тащили в высокопоставленную баню и там, при угасшем настроении после пресыщения спиртным и девочками появлялся человек, завёрнутый в простыню, и компания сразу начинала надрывать животы от весёлого смеха. И так, на одном месте, человек дорос до полковника. Боже, какие это мелочи на фоне всех Вооружённых Сил во всемирном масштабе.

– А что, Третьяк Иван Моисеевич тоже здесь?
– спросил я. Генерал армии Третьяк тогда как раз командовал Дальневосточным военным округом, когда Савелий служил там в звании полковника. Ничего плохого он никому не делал, поэтому и попал в рай. И здесь Савелий тоже не дремал, своими анекдотами дорос от простого существования души до ангела.

– Иван Моисеич там, за дверью с серебряным ключом, - вздохнул ангел, - никак не простили ему сбитый корейский "Боинг".

– Кто же не простил?
– не понял я.

– Как кто, - удивился Савелий, - американцы, конечно, они тут всем заправляют и определяют, кого в рай, кого в ад. Вы ещё посмотрите, кто тут в раю обитает.

Глава 54

Оголтелый антиамериканизм меня всегда забавлял, хотя американцы сами много сделали для того, чтобы быть притчей во языцех. Люди, которые на полном серьезе считают, что они ежедневно спасают мир, мало чем отличаются от богоизбранных народов. Если бы американские президенты превращали

Америку в свою пожизненную вотчину, отданную на кормление им и их приближённым, Америка была бы самой нищей страной и на неё клали бы свой прибор даже самые маленькие народы, которые в двадцать первом веке в составе своих микровооружённых сил имеют гусаров, улан и драгун. Но слова Савелия всё равно имеют под собой какую-то основу, бэкграунд по-американски.

– Ну что, пойдём вживаться в местную флору и фауну, - сказал ангел и пошёл вперед. Мы с Гудымой пошли за ним.

Плотность населения в раю была даже очень велика. Люди были повсюду. Ходили, стояли, сидели на траве, принимая то позу Сократа, то позу Наполеона или товарища Ленина, но все они были похожи на Махатму Ганди, такие же сухощавые, лысые, благообразные и беседующие о чём-то между собой. Все на одно лицо. Непонятно, кто женщина, кто мужчина. И ни одного толстяка. Все прогуливающиеся говорят на одном языке, понятном для всех, но этот язык не был одним из тех, которые являются официальными языками Организации Объединённых Наций. Это был, насколько я сведущ в языкознании, объединяющий всех язык эсперанто, созданный варшавским окулистом Лазарем Марковичем Заменгофом в конце девятнадцатого века. Двадцать восемь букв, двадцать восемь звуков, пять гласных, два полугласных, двадцать один согласный. Буквы латинские. Если "а", то это "а", если "у", то это "у", если "е", то это "е". Если написано Манчестер, то это никак не прочитать как Ливерпуль. Ударение в словах всегда падает на предпоследний слог. Есть заимствования слов из английского, французского, немецкого и славянских языков.

Как русскому патриоту, мне тоже хотелось, чтобы весь мир говорил на русском языке. Это у нас в крови так. Ещё Гаврила Романович Державин, восхитившийся молодым Пушкиным, говорил, что "славяно-российский язык, по свидетельству самих иностранных эстетиков, не уступает ни в мужестве латинскому, ни в плавности греческому, превосходя все европейские итальянский, французский и испанский, кольми паче немецкий".

– Кто здесь кто?
– спросил я у Савелия.

– О, многих, вероятно, вы знаете, - сказал ангел, - вот наши, впереди Сталин, за ним Хрущёв, Молотов, Маленков, Каганович, Берия, Суслов, Поспелов, примкнувший к ним Шепилов, Ворошилов, Вышинский. А вот американцы. Впереди Рейган, за ним Рузвельт, потом Гарри Трумен, Эйзенхауэр, Кеннеди, Паттон, Макартур, Нимиц, Джеймс Форрестол, это тот, который выбросился из окна с криком "русские идут". А вот англичане. Впереди Альфред Великий, рядом с ним король Генрих восьмой, сзади Джон Леннон с Уинстоном Черчиллем, Нельсон, Уильям Питт старший, Ллойд-Джордж, Чемберлен...

– А что это они все в одном возрасте, - спросил наблюдательный чекист Гудыма, - и как вы их всех различаете, они же такие же лысые, как и мы?

– А здесь порядок такой, - сказал ангел, - как кто сюда попадает, так ему сразу дается пятьдесят лет земного возраста. Кому меньше пятидесяти, тому добавляют, кому больше - отнимают. У всех возраст одинаковый. И вес тоже.

– А это как?
– полюбопытствовал я.

– А хрен его знает, - просто сказал Савелий.
– Небесные технологии.

– А как вот эти все в рай попали?
– спросил я.
– Им всем место только в аду.

– Как бы не так, - возразил ангел Савелий, - они в большинстве своём по должности тут находятся. Потом лауреаты всякие. Дворяне скрытые и открытые. Цари и императоры. Трубадуры и певцы. Сочинители панегириков великим людям. Режиссеры киношные. Вон идет Хичкок. Это он там был Хичкок, а здесь так себе, плюнь и разотри.

– Это же не справедливо, - возмутился я.
– А как те праведники, которые жизнью своей заслужили себе рай?