Беглая монахиня
Шрифт:
Иоганна Генсфляйша, которому разонравилась собственная фамилия, и он поменял ее на Гутенберг. С некоторых пор каждая грамота, каждое письмо и даже индульгенция должны были быть напечатаны с использованием жира и сажи, прости Господи. Тогда я отправился странствовать в поисках нового ремесла. Далеко я не ушел. Здесь, в Эбербахе, в одном дне ходьбы от моего родного Майнца, аббат Николаус предложил мне привести в порядок монастырскую библиотеку, собрать все книги в фолианты и расставить по латинскому алфавиту. Аббат пообещал мне двенадцать крейцеров в неделю, но пока я не видел ни одной монеты, так что работаю, что называется, во славу Господа.
Какое-то время они молча шли вдоль ручья, потом Венделин
— А вы? Я имею в виду, что вы не похожи на женщину, решившую стать Христовой невестой и остаток своих дней скоротать в монастыре, тем более с монахами Эбербаха.
Магдалена многозначительно улыбнулась, но промолчала. Едва ли было бы благоразумно довериться первому встречному, даже если что-то в его поведении выдавало порядочного человека.
— Простите меня за любопытство, — извинился Свинопас. — Но такова уж моя натура. Когда я писал письма, наслышался самых невероятных рассказов. С тех пор я обожаю истории, написанные самой жизнью. А жизнь научила меня, что у каждого из нас есть своя тайна. И вы наверняка не исключение.
Магдалена остановилась в замешательстве и испытующе посмотрела на спутника. Можно было подумать, что этот жизнерадостный писарь и библиотекарь знает о ней больше, чем ей бы хотелось.
— Что же касается тайн монастыря Эбербах, — продолжил Венделин, — то я их знаю не все, но большинство. И будьте уверены, их предостаточно.
Хотя поблизости не было никого, кто бы мог подслушать их разговор, Свинопас прикрыл рот рукой и сказал вполголоса:
— Не следует удивляться, если вам на глаза попадутся странные фигуры, потому что монастырь — это еще и прибежище для преследуемых, что, впрочем, является довольно доходным гешефтом. Дело в том, что вход в аббатство заказан не только ищейкам курфюрста и самого императора, но и доминиканцам-инквизиторам, которые рыщут повсюду. На священную землю Эбербаха они могут сунуть свои грязные лапы только с особого разрешения.
Слова каллиграфа вызывали у Магдалены все большее беспокойство.
— Откуда вам известно мое прошлое? — неожиданно выпалила она.
— Вы ошибаетесь, — миролюбиво возразил Венделин. — Я не знаком ни с вами, ни с вашим прошлым, и если вам так спокойнее, вы можете ничего не рассказывать. Я всего лишь высказал свои догадки. Если такая красавица, как вы, с вашими манерами и чувством собственного достоинства, которое вы не скрываете, прибывает в монастырь Эбербах, то на это могут быть только три причины: либо вы скрываетесь от преследования мужчины, либо убежали из женского монастыря, либо за вами гонится инквизиция, чтобы устроить процесс.
Магдалена согласно кивнула.
— Вы хитрый лис, Свинопас. Скажу вам правду: в некоторой степени ко мне относятся все три варианта. И каким-то коварным образом все три связаны между собой.
Писарь даже присвистнул, словно желая сказать: «Нелегкая судьба». Но потом природное любопытство все же одержало верх, и он доброжелательно произнес:
— Вы можете доверять мне. Если это облегчит вашу душу, расскажите мне историю вашей жизни!
Там, где ручей упирается в косогор, так что вода, утратив резвость, почти робко делает резкий поворот, Магдалена и Венделин Свинопас нашли укромное местечко, и она начала свое повествование. Страстно и обстоятельно, как богослов говорит о Нагорной проповеди, Магдалена изложила писарю всю свою жизнь: унылое существование в монастыре Зелигенпфортен, авантюрный побег и неожиданное знакомство с бродячей цирковой труппой. Не утаила и свою связь с Великим Рудольфо, его внезапную смерть и его странные отношения с тайным союзом, чьи многовековые знания помогли ему освоить мастерство канатоходца. Впрочем, она тщательно следила за тем, чтобы в ее рассказе не прозвучало название союза Девяти Незримых, а также то, что она сама однажды воспользовалась их познаниями и по канату взошла на одну из башен Майнцского собора. Она опасалась, что любопытный Свинопас будет вытягивать из нее новые подробности.
Писарь Венделин внимательно слушал ее рассказ, ни разу не перебив. Когда Магдалена закончила, он выжидательно посмотрел на нее, словно вопрошая, не последует ли продолжение, не сделала ли ее жизнь еще один, столь же волнующий зигзаг.
Тем временем жаркое солнце отбросило длинные тени и в конце концов взошло из-за холмов, обрамлявших Эбербахскую котловину. В монастырских стенах сразу проснулась жизнь. Повсюду, даже в наиболее отдаленных уголках, распахнулись двери. Слуги, выполнявшие в монастыре самую разную работу, устремились к длинному строению, расположенному слева от монастырской улицы. Там, в помещении с земляным полом, находилась трапезная для лиц не духовного звания. Монахи имели собственную трапезную по другую сторону квадратной крытой галереи. Хотя численность их была намного меньше, чем наемных работников, они где-то таились, во всяком случае, кроме аббата Николауса, Магдалена ни одного из них не видела.
— Это не должно вас удивлять, — заметил Венделин, отвечая на вопрос Магдалены. — Хотя орден и принадлежит якобы к числу самых смиренных, тем не менее господа монахи считают ниже своего достоинства разговаривать с нашим братом. Может, опасаются, что Вельзевул в образе писаря или бывшей послушницы вкрадется к ним в доверие.
Магдалена в изумлении переступила порог трапезной для наемных работников. Она располагалась непосредственно под отведенной ей кельей. Мощные своды сделали бы честь любой церкви. Шесть неуклюжих колонн, выстроившихся друг за другом, будто великаны, посреди помещения, делили трапезную на две половины, словно на два нефа. Бесконечный ряд столов по левую сторону предназначался для проголодавшихся женщин, справа садились мужчины.
В толпе присутствие Магдалены никому не бросилось в глаза. И лишь когда она заняла место рядом с пышнотелой матроной с красным лицом и крепкими ручищами, та осведомилась:
— Новенькая, что ли?
Магдалена внимательно посмотрела на соседку. Увидев ее седые волосы вперемешку с соломой, спрятанные под грубой льняной косынкой, она невольно вспомнила о своем прошлом.
— Немая, что ли? — продолжала допытываться толстуха, заметив, что Магдалена колеблется. — Или есть что скрывать? Так пусть тебя это не волнует. Здесь каждому есть что скрывать! Иначе нас бы тут не было. — И, все еще не дождавшись ответа, добавила: — Среди прислуги я тебя, во всяком случае, еще не видела!
Магдалена показала пальцем на потолок:
— Мне отвели келью над трапезной. Оттуда из окна виден ручей.
Матрона отодвинула локоть от соседки и презрительно буркнула:
— А, понятно, из чистеньких. Надоевшая епископская шлюха или ублюдок из местных дворянчиков!
Не раздумывая, Магдалена размахнулась и залепила правой рукой пощечину соседке.
В какой-то момент показалось, что матрона вот-вот навалится всей своей тяжестью на Магдалену, но она неожиданно отвернулась и исчезла, не проглотив ни крошки.
Сцена вызвала большое оживление, поскольку толстая старуха в иерархии женской прислуги занимала высшую ступень. С жадностью члена ордена, приученного к неразговорчивости, аббат всегда проявлял живейший интерес ко всему происходящему среди прислуги женского пола. Однако лишь матрона была вхожа к нему.
Так или иначе, но благодаря своей несдержанной выходке Магдалена прославилась в первый же день и... нажила злейшего врага. Так она, по крайней мере, полагала. Тем больше было ее удивление, когда на следующий день матрона, которую все называли не иначе, как «Старшая», подошла к ней и елейным голоском произнесла: