Беглая монахиня
Шрифт:
Откровенные слова художника испугали Магдалену. Однако, вспомнив о том, что с ним сделали, она не могла не согласиться.
— Давайте поговорим о чем-нибудь другом, — попытался разрядить обстановку старик. — И на вашу долю выпали несчастья...
— Вы знаете?..
— Все говорят о смерти канатоходца, о том, что он стал жертвой покушения. Кто способен на такие вещи?
— Да, кто способен на такие вещи? — задумчиво повторила Магдалена и неожиданно добавила: — Мастер Рименшнайдер, это не вы высекали надгробие для аббата Тритемия?
Похоже, этот вопрос был неприятен Рименшнайдеру.
— Отец, ты не слышал, о чем спросила Магдалена?
— Не глухой же я! — обиженно буркнул Рименшнайдер. Потом произнес, обращаясь к Магдалене: — Уже почти десять лет минуло, как аббат Тритемий призвал меня в аббатство Святого Якоба и заказал себе надгробие с эпитафией. Я очень удивился, потому что аббат имел цветущий, здоровый вид. Зачем, подумал я, ему надгробие? Но он хорошо заплатил вперед, и я приступил к своей работе. Я и представить себе не мог, сколько неприятностей доставит мне этот заказ.
— Надгробие, приносящее неприятности? — Магдалена с нетерпением уставилась на старика.
— Тритемий все время вмешивался в мою работу. Он хотел, чтобы я изобразил его с книгой в правой руке. Я сделал ему эскиз. Но он настаивал на том, чтобы книга была открытой. Мое возражение, что это противоречит иконографии, он отверг, высокомерно заметив: что такое иконография — решает он,и никто другой. Хорошо, я изобразил его на надгробии с открытой книгой, которую он прижимает к груди. Но если вы думаете, что Тритемий на этом успокоился, вы глубоко ошибаетесь. Только я закончил его портрет — аббат был облачен в скромную разглаженную ризу, — как он вытащил листок, на котором начертал странные, неестественные линии, и заявил, что я должен высечь складки на его одеянии, причем именно такие, как изображено на его рисунке. Разозлившись, я схватил свой самый тяжелый молоток и размахнулся, чтобы сильным ударом разнести надгробие на сотню осколков. Мне бы это, без сомнения, удалось, если бы Йорг в последний момент не остановил меня. Поэтому мне пришлось задним числом высекать на песчанике складки одежды досточтимого господина аббата, хотя, признаюсь, это недостойно Тильмана Рименшнайдера.
— Недостойно? Отчего же недостойно? — удивилась Магдалена, придя в страшное возбуждение.
— Они выглядят абсолютно неестественными! — выкрикнул мастер. — Таких складок вообще не бывает. Это самые дурные складки с Рождества Христова!
— Но мастер Рименшнайдер! — попыталась успокоить разбушевавшегося старика Магдалена. — Я нахожу складки на ризе Тритемия очень интересными.
— Интересными? Я не желаю, чтобы через сто лет говорили, что Рименшнайдер высек в песчанике интересные складки. Нет, потомки должны говорить: «Этот Рименшнайдер изваял в камне такие складки на одеянии, что можно подумать, будто они из тончайшего полотна».
Магдалена с сочувствием кивнула.
— Этот аббат Тритемий, по-видимому, был странным человеком, — наконец произнесла она в надежде выудить еще что-нибудь из Рименшнайдера.
Но тут вмешался Йорг:
— Простите, что прерываю вашу беседу, но отец быстро устает. Он уже давно не разговаривал так долго. Давайте ограничимся этим!
Магдалена сразу же вняла просьбе и удалилась. Она вовсе не хотела казаться назойливой. И в особенности не следовало создавать впечатление, что она преследует важную цель.
Сидя за скудной трапезой в гостинице «У лебедя», Магдалена попробовала встроить те детали, которые упомянул Рименшнайдер, в уже существующую в ее голове картину. Вяло и без всякого аппетита она ковыряла ложкой в густом супе из капусты, зелени и пережаренных свиных шкварок, когда открылась дверь и в мрачный трактир, где яблоку негде было упасть, вошел Тильман Рименшнайдер.
Он молча опустился рядом с Магдаленой, подозвал хозяина и заказал себе кружку его лучшего красного вина, а для Магдалены — не спросив ее — кружку белого.
— Надеюсь, вы не откажетесь выпить со мной по кружке. — Он повернулся к Магдалене.
— Конечно, не откажусь, — приняла она неожиданное приглашение.
Какое-то время они обменивались незначительными фразами, не обращая внимания на беззастенчивые взгляды, которыми сверлили их многочисленные посетители трактира. Среди них был любопытный зевака, пышная черная борода которого никак не сочеталась ни с его худым лицом, ни с седыми волосами на голове.
— Мне нужно непременно сказать вам еще одну вещь, — вдруг медленно произнес Рименшнайдер. — Я не хотел, чтобы мой сын Йорг услышал об этом. У него язык как помело. Надеюсь, что, обратившись к вам, я передам мои сведения в более надежные руки.
— Вы говорите загадками, мастер Рименшнайдер!
— Не страшно! Сейчас вы поймете, что я имею в виду. Все думают, что вюрцбургский епископ Конрад приказал раздробить мне руки, потому что я принимал участие в крестьянском восстании. Но это не так. Истинная причина того, что меня пытали, было мое молчание. Епископ Конрад действовал по приказу Альбрехта Бранденбургского, который пытался выбить из меня сведения о том, что скрывается за надгробием аббата Тритемия. Приспешник князя-епископа все еще думает, что Тритемий посвятил меня в свои сомнительные тайны.
— А он посвятил?..
— Я знаю только одно: Тритемий хотел, чтобы я спрятал зашифрованные послания в красный песчаник, вырезанный позднее в виде складок. Они сходятся в одной точке, и эта точка маркирует особое место. Больше Тритемий ничего не сказал. Он вел себя крайне таинственно. О значении этой точки я бы так ничего и не узнал, если бы не было второй подсказки, каким-то образом связанной с первой. Хотя я располагал достаточным временем, чтобы подумать над этим, я, честно говоря, так ни к чему и не пришел.
Магдалена залпом осушила свою кружку, чем весьма удивила Рименшнайдера.
— Вы, конечно, уже видели надгробие в монастырской галерее, — продолжил он. — Это все что угодно, только не шедевр. Между прочим, оно скрывает больше, чем одну тайну. Секрет не только в складках одежды и раскрытой книге. При ближайшем рассмотрении вам не могло не броситься в глаза, что надгробие Тритемия в верхней части имеет явственную трещину.
— Явственнуютрещину? Что вы хотите этим сказать, мастер Рименшнайдер?