Беглая монахиня
Шрифт:
— Ах да. — Слепой библиотекарь глубоко вздохнул. — Папские ищейки действительно забрали все книги Тритемия, но, да будет замечено, книги, а не рукописи, по которым эти книги печатались!
— Вы хотите сказать, что эти манускрипты все еще находятся в аббатстве? — Свинопас напряженно уставился в мертвые глаза Люциуса.
Глаза старика, как обычно, смотрели немного мимо, что приводило в некоторое смущение каждого собеседника. Люциус ничего не ответил. Вместо этого он целенаправленно, словно зрячий, подошел к глиняному кувшину высотой в три сажени, какие стоят в любой библиотеке, наполненные водой, чтобы
Потом молча протянул одну из рукописей Венделину Свинопасу.
Тот, не переставая удивляться, прочел на титульном листе: Polygraphiae libri sex.
— Шесть книг о полиграфии, — пробормотал он себе под нос, — посвящено императору Максимилиану. — Венделин помолчал. — Брат Люциус, а как вы распознали именно эту книгу? Или вы вовсе не утратили зрение, а просто вводите меня в заблуждение по каким-то причинам?
Люциус кивнул, что отнюдь не означало согласие. Напротив, в движении его головы сквозила грусть.
— Как бы я хотел, чтобы это было так, — вздохнул он. — Но, как я уже говорил, слепые видят иначе. Я узнаю бумагу по шуршанию, которое она производит. Между прочим, Тритемий уже не застал выход этой книги, она появилась лишь спустя два года после его смерти.
— Вы полагаете, это сочинение могло бы содержать ключ к эпитафии?
Брат Люциус пожал плечами.
— Во всяком случае в «Полиграфии» Тритемий приводит все известные шифры. В том числе и те, которые придумал сам, как, например, Tabula recta.
— Tabula recta? Квадратная доска?
— Совершенно верно. Вы об этом еще не слышали?
— Если честно, то нет.
Люциус вновь повернулся к глиняному кувшину и вытащил, предварительно ощупав содержимое, пятую часть «Полиграфии». Не без гордости протянул ее Свинопасу.
— Примерно посередине вы найдете Tabula recta,квадратную доску с написанными по горизонтали и по вертикали буквами алфавита. Каждая строка, следующая за первой, сдвинута на одну букву влево, так что во второй строке алфавит начинается не с А, а с В, третья — с С и так далее. Если бы Иоганн Тритемий зашифровал мое имя Lucius, вышло бы Lvelyx.
— Мне очень жаль, — пробурчал Свинопас, — но я этого не понимаю!
— Все очень просто! — воскликнул брат Люциус, задрав голову и глядя на потолок, — L в первой строке остается без изменения. Под U, второй буквой моего имени в первой строке, во второй стоит V, вместо С в третьей строке стоит Е, вместо I в четвертой строке стоит L, вместо U в пятой — Y, и S в конце моего имени в шестой строке превращается в X. Так из Lucius становится Lvelyx.
— Теперь понимаю! — возбужденно произнес Свинопас, скользнув глазами по мнимому буквенному хаосу в таблице.
Они начали вместе расшифровывать разрушенную надпись по системе Tabula rectaТритемия. При этом складывалось впечатление, что слепой брат Люциус держит запутанную таблицу со всеми буквами в голове.
Свинопасу с трудом удавалось поспевать за ним и записывать результат на листке бумаги. Получилось бессмысленное нагромождение букв. Свинопас в ярости швырнул сангину об стену и подпер голову руками.
— Попытка все же не была напрасной, — проворчал брат Люциус. Он был не менее разочарован. — А может быть, — заговорил он после долгой паузы, — может, мы все зря усложняем. А что, если Тритемий был настолько уверен в своем деле, что вовсе и не делал попыток зашифровать загадочную надпись на своем надгробии?
Свинопас взглянул на Люциуса. На губах слепца опять играла та же насмешливая улыбка, смысла которой Венделин не понимал.
— Вы верите, что Тритемий использовал самые обычные сокращения?
— Я верю только в Бога Всемогущего, и то с некоторыми ограничениями.
Ответ Люциуса давал пищу для размышлений, но в данный момент надпись на надгробии интересовала Венделина куда больше, чем сомнительное кредо бенедиктинца, и он отказался от расспросов.
— В пользу моего предположения, — продолжил Люциус, — говорит уже хотя бы выражение, которым начинается надпись: Laet. — навечно. Подумайте об этом. А я вынужден вас сейчас, к сожалению, покинуть и проверить, как обстоят дела на воротах. С Богом!
Венделин Свинопас провел весь день в размышлениях, пытаясь связать в единое целое путаные мысли, но ни на шаг не приблизился хоть к какому-нибудь дельному результату. Втайне он проклинал разбитую эпитафию, так притягивавшую его к себе.
Как обычно, во время вечерни он встретился с Магдаленой, обескураженный и на грани отчаяния.
— Мне пришла в голову одна вещь, которую я чуть не забыла, — начала она. — Где тот клочок пергамента с надписью?
— В библиотеке, — ответил Венделин. — Я провел с братом Люциусом много времени, изучая литературу, которая могла бы помочь в расшифровке, но все впустую. У тебя появилась какая-то идея? Тогда пошли!
Через осиротевшие ворота они молча вошли на территорию аббатства и зашагали к библиотеке. Перед полкой с надписью Philosophia magica et occultaстоял обшарпанный пюпитр, на котором лежал клочок пергамента с текстом эпитафии из мастерской Рименшнайдера. Магдалена взяла обрывок и близко поднесла к глазам.
— Ты сказала, у тебя возникла идея!
— Да, — кивнула Магдалена. — Девять Незримых узнавали друг друга по приветственной формуле, которая звучит так: сатан адама табат амада натас. Если слова написать друг под другом, их можно читать слева направо, сверху вниз, снизу вверх и справа налево. Великий Рудольфо утверждал, что формула используется только как пароль и не имеет иного смысла.
— Это нам не поможет! — разочарованно протянул Свинопас.
— Между прочим, существует еще одна формула, которую Незримые используют в связи с «Книгами Премудрости».
— И как же она звучит?
— Tacent libri suo loco— «Книги молчат на своем месте».
Свинопас смерил Магдалену долгим и пронзительным
взглядом, словно пытаясь подавить вспышку гнева.
— И ты говоришь это только сейчас? — угрожающе прошипел он, не отрывая глаз от строки на пергаменте.