Беглец и Беглянка
Шрифт:
— Опять, дружище, подловил, — протирая кулаками сонные глаза, неодобрительно бормочет Олег.
Бормочет — неодобрительно, но улыбается — при этом — однозначно по-доброму и понимающе…
Что ещё за «бухи» имели место быть в то памятное утро? Это просто знаменитый камчатский вулкан Шивелуч, заскучав в гордом одиночестве, решил немного порезвиться и пообщаться с местными жителями. Тем более что до него и недалеко совсем было — порядка сорока шести-семи километров.
Извержение вулкана? Ерунда, локальное. Всего-то на несколько суток. Шивелуч, он такой: чуть ли не каждый месяц напоминает о своём существовании. Покашляет чуток. Погремит. Раскалённой
Больше не бухает. Дым над дальним лесом заметно истончается.
Олег стоит у окна.
«Семь тридцать утра. Погода — просто замечательная», — лениво бродят в голове разноплановые мысли. — «Небо ясное и лазурно-голубое. Безветренно. Теплынь. Уже третьи сутки над нашим славным полуостровом висит устойчивый и обширный антициклон. Знать, и пугливая рыба постепенно отошла от недавних природных катаклизмов. То бишь, от ливней, гроз и штормовых северо-восточных ветров…. Успокоилась. Вылезла из глубоких ям и омутов. И вновь принялась — в преддверии скорого осенне-зимнего сезона — активно жировать. Повезёт сегодня — в обязательном порядке. Тьфу-тьфу-тьфу, конечно…. А почему, кстати, нигде не видно Василича? Он в это время обычно уже что-то копает, пропалывает или же воду набирает из колодца. Странно…. И гуси гогочут, словно бы сто лет некормленые. Ага, и козы голос подают. Ерунда какая-то…».
Недоумённо передёрнув плечами, он идёт в туалетную комнату. Справляет естественные нужды. Умывается. Чистит зубы. Причёсывается перед зеркалом. Возвращается в спальню. Меняет фланелевую пижаму на хлопчатобумажный спортивный костюм. А мохнатые домашние тапочки — на удобные кроссовки. И спускается по деревянной винтовой лестнице на первый этаж.
— Груня, — зовёт Олег.
Тишина.
— Груня! — повышает голос.
Нет ответа.
Столовая, гостиная, кухня, гостевые спальни — никого. Лишь чуткая тишина вокруг, нарушаемая — местами — монотонным жужжаньем беспокойных пчёл, залетевших с улицы.
В прихожей — под овальным зеркалом — отрывной календарь: двадцатое августа, 1998-ой год.
Он выходит на крыльцо и кричит:
— Василич! Эй! Груня! Отзовитесь! Эге-гей! Куда вы все запропали? Найда! Ау! Где ты, противная собака?
Нет ответа. Только требовательный гогот гусей и жалостливое блеяние коз становятся всё громче. И курицы, поддерживая, начинают рассерженно кудахтать.
— Как мама умерла, так они все тут слегка разбаловались, — шепчет Олег. — А ещё и папа — неделю назад — улетел по важным делам в солнечную Испанию. Кот из дома — мыши в пляс. А я на роль строгого хозяина дома не очень-то подхожу…. Груня, наверняка, к старшей дочери в Козыревск укатила. А Василич и в классический русский запой мог запросто уйти. На него иногда накатывает…. Ладно, отложив рыбалку на час-другой, сам поработаю. Чай, не переломлюсь. Жили же мы раньше без прислуги. И ничего…
Их семья, действительно, разбогатела только два с половиной года тому назад — с тех самых пор, как Митин-старший заделался владельцем всех местных лесопилок и лесосек: переехали в комфортабельный коттедж за высоким кирпичным забором, наняли садовника-огородника-скотника-птичника-пчеловода (в одном лице), горничную-кухарку и шофёра-охранника. А раньше-то Михаил и Арина Митины были обычными камчатскими фермерами «мелкой руки», да и сына своего единственного — с самого малолетства — приучили к труду крестьянскому. И козы-курицы-гуси-кролики-пчёлы переселились в новообразованное поместье из той, прежней, скромной и обычной жизни.
Олег сноровисто напоил и накормил животных. Подоил коз. Собрал в берестяное лукошко с полтора десятка крупных, жёлто-коричнево-пятнистых куриных яиц. А заглянув в большой застеклённый парник, недовольно покачал головой:
— Огурцы, понимаешь, переросли. Совсем Василич мышей не ловит. Ладно, самые крупные, пожалуй, с собой прихвачу. А остальные уже завтра сорву, по возвращению. Часть, может, засолю. Другую, наоборот, замариную. В зависимости от настроения…. Кабачки-переростки? Козам и кроликам скормлю, не вопрос…
Тихий вкрадчивый шорох за спиной.
Он, торопливо нащупывая ладонью — в правом боковом кармане спортивной куртки — чёрный брусок бельгийского метательного ножа, оборачивается.
Качающаяся — чуть-чуть — разноцветная листва декоративного кустарника.
— Кто там прячется? Выходи, гнида позорная…. Ну, долго я буду ждать? Порешу на раз.
— Хр-р-р…. Гав!
— Это ты, Найда? Извини. А я, уж, подумал — чёрт-те что…
Из-за разлапистого куста японской гортензии появляется крупная охотничья собака.
Лайка? Может быть, если рассуждать по-глобальному. Только какая-то откровенно нетипичная. Белая, с редкими жёлто-бисквитными пятнами на боках. Компактная, ладная, лохматая и «шерстяная». Голова мощная и слегка клиновидная. Угольно-чёрный аккуратный нос. Углы рта слегка загибаются, образуя некое подобие ехидно-философской улыбки. Глаза тёмно-коричневые, глубоко посаженные, широко расставленные, немного раскосые, миндалевидной формы. Хвост пышный, гордо закинутый на спину. А, вот, уши какие-то маленькие и слегка закруглённые на концах.
В тёмно-жёлтых собачьих зубах зажата тушка юного лесного зайца.
— Хряп, — кривые зубы разжимаются, и добытый заяц послушно плюхается на землю.
— Молодец ты у меня, — хвалит Олег. — Добытчица. Знатная и умелая.
— Гав! — отзывается собака, мол: — «Сама знаю. Но за доброе словечко — спасибо…».
Найда, она чистокровная самоедка [1] . Три с половиной года назад Митин-старший купил за пять американских долларов лобастого и на удивление хилого щенка — у старого чукчи, на северном плато Корякского нагорья. За прошедшее с того момента время из уродливого «цуцика» настоящая красавица выросла: сильная, отважная и грациозная — до полного умопомрачения.
1
— Самоедская собака — в просторечии самоед или самми, одна из древнейших пород собак. Уже на протяжении трёх тысяч лет является домашним животным северных племён народностей самодийской языковой группы.
Откуда взялся заяц?
Собака уже давно вырыла под кирпичным забором — за пчелиными ульями — тайный лаз. А отец Олега, узнав про это, велел не препятствовать, мол: — «Самоедам без регулярной охоты — никак нельзя. Могут всерьёз затосковать и впасть во фрустрацию. Шерсть, тьфу-тьфу-тьфу, конечно, начнёт вылезать-выпадать, зубы и клыки крошиться в пыль…. Оно нам надо? Не надо, зорька ясная…. А так собака регулярно в тайгу наведывается. Свежим воздухом дышит. Охотится. Добычу приносит: зайчишек, белок и тарбаганов…».