Беглец
Шрифт:
Из этого следовал еще один неприятный вывод: Шойна, глотнувшая свободы, куда более неустойчива, и ее ошейник должен быть особо прочным. Надо понаблюдать за ней. Или убить, пока не поздно. Но неужели жрецам придется убивать всех дарэйли, которых так или иначе коснется чудовищный принц, провались он обратно в Лабиринт?!
Сьент оглянулся на спутницу, закутанную в черный плащ с капюшоном.
— Мариэт, сможешь вернуть детей?
Она промолчала. С того дня, как Сьент застал ее целующейся с Ллуфом, девушка изменилась. Она не могла простить, что Верховный не забрал каменного дарэйли себе,
— Мариэт?
— Этого смогу, господин. Малыша — нет.
— Почему? — удивленно вскинул он брови.
— Двойное обращение. Сначала в железо, потом в камень.
"А это что значит, Ллуф? Не разглядел в спешке?" — озадаченно поджал губы Верховный.
Сьент не видел глаз Мариэт — она говорила, опустив голову в низко надвинутом капюшоне, но ее сухой, нарочито равнодушный голос не оставлял сомнений: что-то с его сокровищем не так. Плачет? В отношении детей дарэйли особенно щепетильны, и не без причины, — совсем помрачнел высший иерарх. Он-то прекрасно знал, почему все рабыни жрецов бесплодны.
Непростая дилемма стояла перед Верховным: столь необходимый для интересов Сферикала допрос трупа вывернет силу Мариэт наизнанку, и о перевоплощении каменного ребенка можно забыть. Но его драгоценная дарэйли не забудет никогда. А возвращение жизни камню исчерпает ее силу, и на Авьела ее не хватит: девушка и так едва держится — слишком много вокруг смерти, слишком для ее чуткой души. Проклятый принц!
— Что ж, ошибки надо исправлять, — вздохнул Сьент, решившись.
В конце-концов, что Авьел мог поведать после смерти такого, чего не знал бы Верховный? Но ведь уже третий Гончар, и ни один не был допрошен! Четвертый, если вспомнить об императоре Ионте, с которого все началось.
Скульптуру осторожно перенесли в комнату. Мариэт села перед ней на пол, положив ладони на колени. Выбившиеся из-под капюшона темные волосы занавесили тонкое и бледное, словно фарфоровое, лицо, а длинные ресницы сомкнулись. Казалось, девушка просто уснула, но вскоре воздух вокруг мертвого камня начал золотисто светиться.
Верховный, понаблюдав за таинством, вышел наружу, к ожидавшим его жрецам, к которым присоединились следопыты, прочесывавшие местность, и сначала выслушал доклад: десять дарэйли ушли на юго-запад по следам отходившей армии князя Энеарэлли.
— Это значит, брат Дорант, — повернулся Верховный к старику, — что десять лет назад я не ошибся, предположив, что принц, выйдя из Лабиринта, будет искать встречи с вами и пойдет в ваш родовой замок. Вы проинструктировали ваших людей? Княгиня готова его принять в том случае, если мальчишка доберется?
Князь кивнул.
— Отлично, — улыбнулся Сьент. — Мы, конечно, попытаемся взять его раньше. Пойдем позади и, как только достигнем границ княжества, попробуем зажать их в клещи между вашей армией и нашими силами.
— До старых границ еще далеко, зачем ждать? — вмешался иерарх Глир.
— Я хотел бы избежать сражения. Наших дарэйли нужно беречь, слишком тяжело достается нам каждый из них. Нам нужно узнать сущность Райтегора, а за время похода можно нащупать ключ к ней, если нам повезет и он покажет себя.
— Но мы-то как
— Узнаем, — усмехнулся Сьент. — Я надеюсь на Шойну, но для того, чтобы проявилось ее воздействие на принца, нужно время. А потом она устроит ему встречу с дедом, — он чуть склонил голову в сторону старика. — В нашем присутствии, конечно.
На этом небольшом совете решено было отправить князя и нескольких Гончаров в отступавшее войско: Сьент опасался, что принц, точнее, его наставник Ринхорт — воин опытный и способный наладить разведку с такими дарэйли, что им достались от Авьела — изменит маршрут, разузнав, что князя впереди нет. Если уж от кого необходимо избавить принца в первую очередь, так это от "железного рыцаря" и "орла". Этим должна заняться Шойна.
Сам Верховный готовился собрать Сферикал в ближайшее время в обители, лежавшей на пути в княжество: необходимо было срочно избрать новых иерархов уже двух сфер. Служанку Ханну он взял с собой, поручив ей заботу о возвращенном силой Мариэт сыне трактирщика.
Часть 2. Дарэйли
Глава 9
"Терпеть поучения одного дарэйли — невыносимо, но когда их девять — лучше сразу сдохнуть и не мучиться", — ворчал я про себя в несвойственной принцам площадной манере.
Я сидел на корточках и чистил кинжалом какой-то земляной овощ, названия которого не запомнил. Ксантис сказал, что это — съедобно, вот пусть сам и ест, а не говорит, что растущему организму юного меня не обойтись без каких-то там элементов. Элементалий демонский! Я, между прочим, уже мужчина. Хотя от этого факта меня не распирало от восторга. Да что там, — трясло при одном воспоминании о Шойне.
Всю неделю я просыпался по ночам от боли в душе и теле, днем был никакой и клевал носом. Потому что мне снилась встреча с Шойной. Причем, дарэйли была в змеиной ипостаси.
Ринхорт косился, порывался вызвать на откровенность, но я категорически отказался обсуждать свой позор. И была еще одна причина, по которой я никому не позволял спасать меня от змеиного морока: вместе с ядовитой дарэйли в сны приходила та, другая девушка, о которой я забыл, выйдя из Лабиринта.
С каждой ночью ее образ становился яснее, обретал четкость и уже не выветривался с пробуждением. Светили лучезарные глаза, разворачивались в чужом звездном небе лунные крылья. Я слышал во сне слова, которые она мне говорила когда-то: "Ты забудешь все, моя однокрылая игрушка, но меня ты вспомнишь в своем мире. Я всегда буду стоять между тобой и той, кто попытается украсть тебя у меня".
И я вспоминал. Сказать, что она прекрасна — ничего не сказать, нет таких слов, есть только щемящая боль в сердце, как при взгляде на Млечный Путь, по которому никогда не пройти. Даже если я сумею сделать все, чтобы завоевать ее любовь, мне никогда не разделить с ней небо. Бескрылые — грязь под ногами крылатой. А та непонятная туманная тряпка, что недавно появилась у меня за спиной — не в счет.
Это даже хуже, чем просто бескрылый. Однокрылый — урод для всех миров. Для двух точно — Подлунного и Linner'ri'ille, или Лунного в переводе с их языка, почти одинакового с языком жрецов Эйне.