Беглецы
Шрифт:
— Вот «американский житель», в Америке картошку копал, а к нам в банку попал.
— А вот часы продаются на полном ходу, — гнусавил высокий человек с усами.
— Эй, навались, у кого деньги завелись! Сам подходи — товарища подводи, — басил кто-то.
В одном месте толпа тесным кольцом обступила человека в серой толстовке, продававшего «химический очиститель». Он неожиданно сдернул у Петьки с головы кепку, поплевал на нее, вывалял
— Я беру самый грязный предмет, — нараспев говорил он, — равномерно посыпаю его химическим порошком, обтираю теплой водой, — выкрикнул он последние слова, — вещь не рвется, не мнется и остается такой же чистой, как была раньше! Получайте, — сказал он Петьке, возвращая кепку. — Для вас факт, для меня реклама.
Конечно, это было очень интересно, но Петьке и Кольке хотелось есть, и они вскоре очутились в съестном ряду, где высились груды конфет, пряников и шипели на жаровнях вафли и пирожки. Около одной из жаровен стоял рослый, толстый мальчик в матросском костюме и ел пирожок.
Колька и Петька с завистью смотрели на него.
Он ел спокойно, не торопясь. Съел один пирожок, другой, третий и с таким же аппетитом взялся за четвертый.
— Вот прорва! — восхищенно сказал Колька и облизнулся.
Толстый мальчик с набитым ртом молча покосился в его сторону. Доев пятый пирожок, он вытер рукавом губы, достал серебрянный полтинник, торжественно положил его себе на ладонь, затем ловким щелчком подбросил высоко вверх, поймал на кончик носа, подхватил губами и, нагнувшись, протянул полтинник ахнувшей от удивления торговке.
Затем он спокойно отошел от лотка и, засунув руки в карманы, остановился около Петьки и Кольки.
— Вы что же, беспризорные? — спросил он.
— Не, мы дальние, — прикинулся дураком Колька, готовясь удрать.
— Ну, это всё равно, — сказал толстый мальчик, хватая его за шиворот. — Вас-то мне и надобно.
Выведя из толпы Кольку и Петьку, он остановился и еще раз внимательно осмотрел их.
— Вы что, ребята, есть хотите? — спросил он вдруг.
— Хотим, — в один голос сказали Петька и Колька.
— А вот это видели? — спросил толстый мальчик, показывая пригоршню серебра.
— Ну, так вот, — сказал он, — пойдемте со мной и вечером получите столько же.
Колька и Петька замялись-было, но толстый мальчик схватил их под руки и повел долой с площади.
Они прошли по нескольким улицам, перешли через большой мост, миновали какой-то странный дом без окон, с голубым шаром вместо крыши, и, свернув в переулок, очутились возле высокого, пыльного забора. Внизу забора была лазейка, прикрытая доской. Из доски торчал большой гвоздь.
Толстый мальчик попробовал сдвинуть доску рукой. Доска не поддалась; тогда он вытащил из кармана тяжелый заржавленный револьвер и отбил гвоздь рукояткой.
Отодвинув доску, он дал подержать револьвер Кольке. Тот опасливо взялся за оружие.
— Не бойся, — усмехнулся толстый мальчик. — Шпалер не заряжен.
Он стал на четвереньки и, согнувшись, пролез в лазейку.
Колька и Петька остались одни на улице.
— Бежим, — шепнул Колька и хотел бросить револьвер на землю.
— Эй вы, не вздумайте удрать. Лезьте живо! — скомандовал толстый мальчик по ту сторону забора.
И Колька с Петькой послушно полезли в лазейку, вслед за этим удивительным мальчиком.
В глаза им ударил яркий необыкновенный свет, который лился из круглого черного ящика, стоявшего на подставке посреди двора. Было так светло, будто целое солнце сидело в этом ящике, но свет был какой-то голубой. Посреди двора мальчики увидели сделанный из картона и дерева пароход, величиной с хорошую избу. Он был совсем как настоящий, с мачтами, трубой и каютами. По палубе ходили матросы, а на мостике, надвинув на глаза фуражку, стоял капитан. На земле возле парохода стоял аэроплан без крыльев и красный пожарный автомобиль. В глубине двора был высокий навес, с трех сторон закрытый тяжелой черной материей. Под навесом стояли блестевшие сталью турники и лестницы. Высоко над землей, под самой крышей, раскачивался на трапеции человек с бритой головой. Возле навеса, на деревянном помосте, стоял другой, длинноволосый, с большими роговыми очками на носу и в ярко-зелёной фуфайке. Он всё время топтался на одном месте, размахивал руками и, высоко задрав белую жестяную трубу, кричал что-то человеку, который висел на трапеции.
«Совсем как в цирке», — подумал Колька.
— Что ж мы будем делать? — спросил он толстого мальчика.
— Беспризорными будете, — отвечал тот.
— Да мы не беспризорные вовсе, — протянул Петька. — Мы детдомские.
— А вот я тебе покажу — детдомские, — рассвирепел вдруг толстый мальчик. — Где ж я буду настоящих беспризорных ловить? Да вы не бойтесь, ребята, — смягчился он, заметив, что Петька готов захныкать. — Ничего тут страшного нет. Я б вам всё рассказал, да вон тот очкастый не велел, — указал он на человека в очках. — Вы его слушайтесь, он тут самый главный.
Когда человеку на трапеции надоело висеть под крышей и он спустился вниз, очкастый повернулся к пароходу.
— Бурю, давайте бурю! — закричал он, прыгая на своем помосте.
Из трубы парохода повалил густой дым. Завертелся и загудел пропеллер аэроплана. По всему двору от него пошел сильный ветер. На пароходе захлопали двери, заметались матросы. Из кают, с узлами в руках, выскочили пассажиры. Пароход затрещал и наклонился на бок. Капитан, ухватившись за поручни, повис на мостике.
Толстый мальчик подвел Кольку и Петьку к помосту.
— Вот, Анатолий Иванович, — обратился он к очкастому, — привел беспризорных.
— Ну вот и молодец, — похвалил очкастый. — А теперь, ребята, идите одеваться, да поторопитесь. Скоро будем начинать.
В низкой, темной комнате, где даже днем желтела лампочка, отражаясь в заплесневелом зеркале, какой-то худой, молчаливый человек вытащил из кучи тряпья две рваные рубашки и дырявые опорки, быстро одел в них Кольку и Петьку, вымазал чем-то серым их лица и руки и сказал: «Готово!»
Толстый мальчик тоже переоделся. На нем теперь был грязный парусиновый клёш, одна штанина которого была на четверть короче другой. На плечах болтался продранный пиджак, а на голове — засаленная клетчатая кепка.