Беглянка
Шрифт:
Через мгновение перед ними появился рослый мужчина с мешком за плечами и луком в руках. Мелеха кинулся к нему навстречу, взял мешок и лук, говоря что-то вполголоса.
Глава третья. Решение
Голуба смущённо стояла около навеса и ждала мужчин.
Отец Мелехи внимательно посмотрел на Голубу, приветливо улыбнулся:
– Здравствуй, Голуба.
Она поклонилась ему, радостно выдохнула и метнулась к столу, на ходу улыбаясь этому приветливому человеку, бессознательно отметив его сходство с Мелехой
Они сели за стол. Перекрестившись, Пороша, отец Мелехи, начал обедать. Мелеха и Голуба сидели напротив него и отрешённо смотрели то на стол, то на Порошу, то по сторонам, осматривая лес и его обитателей: наваленный кучей огромный муравейник с его обитателями; дятла, выстукивающего на сухом дереве незамысловатую дробь; взявшуюся невесть откуда малую светлую бабочку.
На чистом столе лежала грубая походная пища: горбушка ржаного подсушенного хлеба, сухое мясо, несколько луковиц, вода в небольшой глиняной чашке.
Закончив обедать, быстро прибрали со стола, часть сухой пищи сложили в мешочек, и Мелеха спрятал его на ветках дерева.
Пороша неспешно расспрашивал Голубу о деталях её вчерашнего побега. Помолчал, задумавшись. Мелеха и Голуба напряжённо ждали решения.
Пороша объявил своё решение: немедленно идти на их заимку, чтобы к вечеру добраться до места. Спешно собрались и отправились в дорогу. Шли напрямую, через болото. Дважды натыкались на следы Голубы, и оба раза отец Мелехи останавливался, качал головой, цокал языком и внимательно смотрел на Голубу.
– Ну и везучая ты, Голуба.
Поздним вечером, почти ночью, когда звёзды начинают светиться в полную мощь, они ощутили под ногами плотную земную почву и через незначительное время уже открывали дверь избы в Порошинской заимке. Зажгли лучину.
Голубе не приходилось раньше бывать в подобных избах. Она внимательно оглядывала полы, стены, потолок, простейшие бытовые приспособления для сна, отдыха, работы, всевозможную домашнюю утварь для ведения несложного домашнего, сугубо мужского хозяйства. Голуба не увидела ни одной вещи, ни одного предмета, предполагающего возможное женское пребывание на территории заимки.
Всё в заимке было простым, везде стоял отпечаток надёжности, все предметы были прочны, и все они говорили об особенностях охотничьего мужского быта.
Уставшие после тяжёлого пути, они быстро поужинали, попили отвар иван-чая и настроились на ночёвку.
– Утро вечера мудренее, – произнёс Пороша.
Голуба, уставшая, но успокоенная, провалилась в сон, который мгновенно обволок её всю без остатка.
Утром её разбудили осторожные шаги, какие-то незнакомые шорохи и запах отваренного мяса. Почувствовала чей-то взгляд, приподнялась: рядом стоял Мелеха и улыбался.
– Вставай, Голуба, пора.
Ей стало так спокойно и уютно от этого голоса, ставшего уже таким знакомым и родным. Улыбнулась, приподнялась и руками протёрла глаза, провела по волосам и смущённо села на топчане.
В избу зашёл отец Мелехи. Пороша был одет по-походному, готовый к дальней дороге. Голуба быстро поднялась, привела себя в порядок, начала бойко хлопотать у стола.
Позавтракали.
Пороша сообщил, что идёт в город искать её родных. Они же с Мелехой остаются на заимке и будут ждать его возвращения с вестями.
Вышли из избы, молча постояли. Мелеха и Голуба поклонились отцу в пояс; он в ответ поклонился им, улыбнулся. И вот уже его фигура развалисто и легко замаячила на ведомой только ему тропинке и скрылась в лесной чаще.
Глава четвёртая. Страсть
Мелеха и Голуба смущённо улыбнулись друг другу. Рука Мелехи непроизвольно дёрнулась и потянулась навстречу к Голубе. Голуба порывисто и в то же время смущённо вложила свою белую девичью ладонь в ладонь Мелехи, и он осторожно и крепко сжал её, как ребёнок, открыто и радостно улыбнулся навстречу этому девичьему порыву.
Ничто уже не могло разорвать этот немой, о многом говорящий жест двух влюблённых. Они готовы были ринуться в объятия друг друга, безоговорочно отдаваясь своей судьбе, своей нежданной встрече, своей первой любви. Но этого не сделали, а смутились своему первому порыву. Но шаг навстречу друг другу, навстречу своей большой любви был уже сделан. Мелеха погладил своей шершавой ладонью руку Голубы и выпустил её. Строгое воспитание и какое-то внутреннее смущение, юношеская неуверенность и боязнь обидеть Голубу не позволили ему воспользоваться этой минутной её доверчивостью.
Порошинской заимке уже давно не уделялось внимания: она обросла травой, ветер растащил клочки прошлогоднего сена, сухие ветки, разбросал приготовленные сухие заготовки шестов, палок, бересту; в одном месте ограждение заимки было разрушено: вероятно, крупный зверь тёрся об него, получая удовольствие.
Голуба не имела раньше возможности снаружи рассмотреть избу и теперь удивлялась ей всё больше и больше. Это было даже скорее какое-то сооружение, а не изба. Три её стены снаружи были не стенами, а склонами небольшого холма. И лишь входная часть: вход с небольшим спуском, оконце в верхней части стены, над дверями, позволяли определить, что это жилище. Навес над входом, закрытый пучками поблекшей травы и веток деревьев, защищал от ненастья. Издали заимка была мало различима от окружающей её лесной стихии.
Внутри избы, посередине, гладкий столб, на котором множество сучков и всевозможных крючков; в дальнем левом углу был очаг из неотёсанного, собранного в лесу камня, вверху оконце для дымохода; в правом углу стоял стол, две скамьи; стены из ошкуренного леса имели какие-то полочки, на которых стояли туески из бересты; в углу перед входом из пола выпячивалась, лежала дверь с ручкой, которая позволяла поднимать её. С усилием приподняв дверь, Голуба обнаружила под ней небольшое подвальное помещение, земляные стены которого были укреплены нетолстыми брёвнами; оттуда повеяло сыростью и прохладой. Там хранились какие-то продукты, утварь.