Беглые планеты (Мир и Верхний Мир - 3)

Шоу Боб

Внезапно Дививвидив почувствовал острое недовольство самим Кса и его навязчивым желанием сохранить свою псевдожизнь. Каждый раз, когда речь заходила об этом, его ум омрачали темные думы о геноциде, и - несмотря на опытность во всяческого рода ментальных дисциплинах - отзвуки этих мыслей мешали его грезам.

Глава 7

Толлер понимал, что это лишь игра воображения, но, казалось, какая-то странная тишина окутала Пять Дворцов Ро-Атабри. Не такая тишина, которая наступает, когда людская суета вдруг на время приостанавливается, - скорее похожая на невидимое одеяло из звуконепроницаемого материала, внезапно накрывшее округу. Оглянувшись вокруг, Толлер увидел, что плотники и каменщики

продолжа ют работу по восстановлению зданий; синероги и телеги вздымают облака пыли, желтыми тучами расползающиеся на фоне голубого неба; команды и пилоты готовят корабли к кругосветному перелету. Повсюду царила кипучая деятельность, однако Толлеру чудилось, что шум ее, проходя сквозь фильтры расстояния, приглушался практически до пределов слышимости.

До отправления оставался всего час, и именно потому - он и сам это прекрасно понимал - Толлер пребывал в состоянии некой заторможенности. Уже девять дней, как Вантара улетела обратно на Верхний Мир, и все это время он находился в глубокой депрессии и апатии, которые невозможно было перебороть.

Готовя своих людей и корабль к кругосветному путешествию, Толлер на самом деле думал только об одном - он вновь и вновь переживал ту необычную встречу с Вантарой в День Переселения. Почему вдруг она повела себя так? Зная, что вот-вот покинет планету, она позволила ему воспарить на невиданные высоты - Толлер до сих пор чувствовал ее губы, касающиеся его губ, ее груди, наполнившие его ладони, - и только для того, чтобы потом с бессердечным равнодушием швырнуть наземь. Может быть, она просто решила поиграть с ним от скуки?

Порой Толлер действительно верил, что так оно и было, и тогда он погружался в новые глубины отчаяния и ненавидел графиню со страстью, от которой сжимались кулаки, белели костяшки и речь прерывалась на полуслове. Иногда ему, наоборот, казалось, что она изо всех сил старалась разрушить барьеры между ними, что она действительно ценит его, будет с нетерпением ждать и бросится ему на шею, стоит Толлеру вернуться на Верхний Мир. В такие моменты молодой Маракайн чувствовал себя еще хуже, потому что он и его любовь - самая прекрасная, самая желанная женщина из когда-либо существовавших на свете - были разделены планетами, и он представить себе не мог, как проживет будущие годы без нее.

Изредка Толлер смотрел на огромный диск Верхнего Мира, выпуклую громаду которого то и дело заслоняли горы облаков, и мечтал о каком-нибудь средстве мгновенного сообщения между двумя планетами. Не раз ходили разговоры о том, что когда-нибудь построят гигантские мигалки с зеркалами размером с крышу, которые будут посылать всякие сообщения с Мира на Верхний Мир и обратно. Если бы такое устройство существовало, Толлер непременно воспользовался бы им, и не столько для того, чтобы поговорить с Вантарой - этот шаткий мостик, перекинутый через пространство меж двумя мирами, только усилил бы его желание увидеть ее - но чтобы связаться с отцом.

Кассилл Маракайн обладал достаточной властью и влиянием, чтобы выхлопотать сыну освобождение от кругосветного перелета. В прошлом, до того как его коснулось безумство любви, Толлер с презрением относился к подобным методам, но в теперешнем состоянии он готов был без зазрения совести ухватиться за любую возможность. Бедняга терзался от того, что вскоре должен будет отправиться в путешествие по Стране Долгих Дней и окажется на противоположной стороне планеты. Оттуда он не сможет наблюдать за Верхним Миром, при виде которого неизменно представлял себе Вантару, легкой походкой ступающую по своей столь особенной жизни...

–  Зря вы так мучаете себя, юный Маракайн, - сказал посланник Кетторан, который, пробравшись между штабелями

бревен и грудами тюков, незаметно подошел к Толлеру. Он был облачен в серые одеяния своего департамента, однако без официальных эмблем из бракки и эмали. Другой человек с его положением в обществе выхлопотал бы себе отдельные апартаменты, закрылся бы там и появлялся на людях исключительно в сопровождении пышной свиты, но Кетторан предпочитал в одиночку бродить по лагерю.

–  Вместо того чтобы шляться по базе, словно девица с желудочными коликами, - продолжал он, - вы бы лучше приглядели за погрузкой и балансировкой собственного корабля.

–  Этим занимается лейтенант Корревальт, - безразлично ответил Толлер. И, вероятно, управляется с этим лучше, чем я.

Кетторан натянул на глаза шляпу, закрывшись от солнца, и сочувственно посмотрел на Толлера.

–  Послушай, мальчик мой, я, конечно, понимаю, что суюсь не в свое дело, но эта безрассудная страсть к графине Вантаре плохо отразится на твоей карьере.

–  Благодарю за совет.
– Толлер был глубоко уязвлен, но слишком уважал Кетторана, поэтому скрыл свое раздражение за ширмой мягкого сарказма.
– Я непременно последую вашим рекомендациям.

–  Поверь мне, сынок, - печально усмехнулся Кетторан, - ты даже оглянуться не успеешь, как эти дни, что кажутся исполненными бесконечного страдания, останутся в прошлом и превратятся в призрачные воспоминания. Более того - по сравнению с тем, что тебя ждет в будущем, они будут выглядеть счастливыми и безоблачными. Ты будешь потом жалеть, если сейчас не поживешь всласть.

Что-то в голосе Кетторана насторожило Толлера, и он на миг забыл о своих горестных думах.

–  Ушам своим не верю, - изумился он. Во время межпланетного перелета между ним и Кеттораном установились дружеские и доверительные отношения, поэтому Толлер пренебрег различием в рангах.
– Никогда не думал, что Трай Кетторан вдруг заговорит, как какой-то седобородый старец.

–  Я тоже раньше не думал, что когда-нибудь превращусь в старца, - эта участь предназначалась другим, а никак не мне. Поразмысли над тем, что я сказал тебе, сынок. И не наделай глупостей.

Кетторан сжал плечо Толлера костлявыми пальцами, затем отвернулся и зашагал к восточному крылу Великого Дворца. Вот только походка его была лишена обычной беспечности.

Толлер, нахмурившись, некоторое время смотрел ему вслед.

–  Сэр, - окликнул он, внезапно забеспокоившись.
– С вами все в порядке?

Сделав вид, что не слышит, Кетторан даже не обернулся и вскоре исчез из виду. Встревоженный Толлер почувствовал себя обязанным уделить больше внимания только что полученному совету и про себя твердо решил последовать этому, безусловно, доброму философскому напутствию - в конце концов, он молод, здоров, и весь мир лежит у его ног, - но всякий раз, когда он приказывал себе взбодриться, отчаяние его, как назло, усиливалось. Что-то внутри него противостояло переменам.

Он вернулся к кораблю, взошел на борт и принялся хмуро взирать на приготовления к отбытию. Толлер знал, что его мрачное безразличие непременно отразится на команде, но ничего не мог с собой поделать. Видя поведение начальника, лейтенант Корревальт стал еще более корректным и предупредительным. Путешествие продлится не меньше шестидесяти дней, если не случится ничего непредвиденного, и восемь человек на протяжении этого периода времени должны будут как-то уживаться на крошечной гондоле. Психологические срывы случаются даже в идеальной обстановке, но когда командир всем своим видом демонстрирует неприязненное отношение к будущей миссии, тем более могут возникнуть проблемы с моральным состоянием и дисциплиной на борту.