Бегом… от деменции на крыльях любви
Шрифт:
Подруга сдавала анализы, готовила справку для больницы, корчевала старую клубнику в саду. «После операции вряд ли что-нибудь можно будет делать», – объясняла она мне свое усердие по телефону. Меня волновал ее анализ по ковиду. «Все хорошо, – ободрила она меня,– брали кровь из вены, все нормально».
Вечером в назначенное время я подошла к соседнему дому, с десятиминутным опозданием подруга на костылях вышла из подъезда. Ее муж нес огромную старомодную сумку-сумищу, я посмотрела на нее с нескрываемым ужасом. Я еще не предполагала, что этот монстр выпьет из меня массу крови. Мы ждали родственника, который увезет нас к поезду. Он задерживался. Подруга сделала звонок сыну, тот не ответил. У меня
И вот в черной ночи показались огоньки единственной машины, которая была нашей. Конечно, мы приехали раньше, и ждали проходящий поезд в зале ожидания. Ночью всегда немного пассажиров, так было и в этот раз. Задача была – успеть сесть в пришедший поезд, на костылях быстро не побежишь, да и вагон был самый крайний. Тихонько мы спустились на свою платформу. Я несла костыль, который подруга мне отдала, свободной рукой держась за перила, придерживала двери, чтобы она проходила, не думая о том, что вращающиеся двери ее могут стукнуть. Родственник нес наши сумки. Говорят, «дьявол кроется в деталях». Я так подробно об этом пишу, потому что хочу разобраться, что стало причиной всех событий в этой поездке.
В купе спали люди, которые, подняв мельком головы, отвернулись к стенке. Молча разобрали постели, я забралась на верхнюю полку, и мы попытались уснуть. Вагон был последний, его трясло из стороны в сторону, храп соседей не давал забыться. За сорок минут до прихода поезда проводник открыл двери, но мы уже были готовы.
Крайний вагон был плюсом, он остановился у выхода в город, подруга спускалась в переход, а я пыталась ее огромную сумку скатывать по лесенкам. Опыт подъема-спуска тяжелых сумок у меня имелся. Так я возила что-то в сад, спускаясь со своего четвертого этажа, и, наоборот, поднимая на четвертый этаж сумку с урожаем. Со ступеньки на ступеньку, методично, тяжело, не обращаясь никому за помощью. Сейчас трудно обращаться за помощью. Есть позиция: «Не можешь – не делай этого». Но у меня была сумка с большими колесами и нагружала я ее посильно, под себя.
А здесь пузатая сумка с выдвижной ручкой и маленькими колесиками ползла своим брюхом по ступенькам, задерживая ход, пока не завершила свое путешествие у выхода на привокзальную площадь. Я поставила свою сумку и этого монстра, который не хотел стоять, а все время падал, у перехода, и отправилась искать такси.
Первый таксист согласился везти нас за 500 рублей, не выходя из машины, но тут подскочил еще один, который предложил 400 рублей, и даже пошел за нашими сумками, чем очень меня обрадовал. Мы сели в машину и поехали в верхнюю часть города. Когда-то я жила в Нижнем Новгороде довольно много лет. Училась в университете, была замужем, потом приезжала сюда на два года учиться в Высшей партийной школе. Сейчас я смотрела на нижнюю часть города, которая почти не изменилась, за исключением отремонтированных и подсвеченных храмов. И очень много ремонтных работ на дорогах. Внешне не изменился и институт травматологии и ортопедии с тех лет, что я жила здесь. Такой же величественный и могущественный. У каждого здания свое могущество. У Кремлевского здания – в государственности, это незыблемость своего рода. Могущество этого института в его функции – дать здоровье людям, которые сюда пришли, самую большую ценность, которая может быть у человека.
Мы зашли в помещение, где сидели на скамейках люди, подобные моей подруге, в основном с палочками. В низу лестницы за столом находился охранник, который мерял температуру сотрудникам, идущим мимо него на работу. Времени было семь часов 10 минут. Я подошла к охраннику, он сказал, чтобы ждали персонал и не мешали. Из разговоров соседей мы узнали, что у каждого было свое время, 7-30, 7-50. У нас была только дата 9 сентября. Я забеспокоилась. Около восьми часов появились медсестры, я пыталась с кем-то переговорить, никто не отвечал. Затем все задвигались, стали спускаться вниз, мы отправились вслед за потоком, вошли в соседнее помещение. Там оказалось очень много людей, часть были на колясках с сопровождающими. Когда попадаешь в медучреждение по профилю, то кажется, что здесь собираются больные со всего мира. И что мир вообще состоит из одних больных людей.
Из регистратуры стали называть фамилии по списку. Прошло почти полчаса, фамилии подруги не было. Сумку-монстра приходилось периодически передвигать, так как люди перемещались, ставили свои вещи, кому-то на колясках мешали наши сумки. В общем, приходилось все время быть начеку. Я прорвалась к регистратуре, чтобы узнать, какое у нас время, раз на третий. Выяснилось, что фамилия подруги в списке на 9-30. Мой поезд в 11-40, был шанс успеть. В назначенное время, когда вызвали вновь другого человека, я почти со скандалом попросила вызвать нас, потому что могла опоздать на поезд. Наконец выдали бумаги для регистрации, которые я для скорости заполнила за свою подругу, и нас отправили к терапевту.
В следующем коридоре у кабинетов было не меньше людей, потому что из регистратуры все перемещались на прием к врачам. Там не соблюдалась какая-то очередь, снова вызывали. Подруга, вцепившись в пакет со своими документами, все время бормотала, что если бы здесь был ее сын, он бы все оббегал, добрался бы до главного врача.
– Ты понимаешь, о чем говоришь? – я пыталась сдержать себя. – Такая масса больных, огромный институт, здесь простые доктора наверняка не смогут попасть к главному, не то, что какие-то приезжие.
На ее лице было отсутствующее выражение, я не понимала, слышит ли она меня вообще. Время приближалось к 11 часам. Маленькая надежда у меня еще теплилась. Молодой мужчина, который вышел от нашего терапевта, созванивался со своим врачом. У него не оказалось важной справки, без нее нельзя попасть на госпитализацию. «Моя врач даже не понимает, что это за форма, – сказал он мне. Ему нужно было с кем-то переговорить про его ситуацию. – Придется ехать домой. Маршрутка до Костромы раз в сутки, скоро уедет. Второй раз приезжаю, опять неудачно».
– Может, знаете здешний номер недорогого такси? – спросила я мужчину. – Возможно, я еще успею на поезд, если воспользуюсь такси.
– Да, конечно, записывайте. – Он продиктовал мне номер.
Кто-то вышел от терапевта, я втолкнула туда свою подругу. Зашел и этот мужчина. Наверное, хотел узнать, что ему делать дальше. Минут через десять он вышел, обреченно сказал, что уезжает, а я осталась с другими ожидающими своей очереди. Шел двенадцатый час, на поезд я опоздала, и мне было уже все равно. Напротив сидел с костылями немолодой, седой, но очень красивый мужчина кавказкой национальности. Одетый в дорогой серый костюм, похоже, со звездой Героя. Неудобно было рассматривать. Рядом со мной расположился его сын, начал рассказывать о том, что они с Кавказа, прошли через три операции, одну в Москве, но все неудачно. Сейчас последняя надежда. Больше я их не видела.
На костылях вышла моя подруга с удрученным лицом и села рядом.
– Ну как? – спросила я?
– Плохо, терапевт вызывала хирурга, там внутри пожар.
– Ложимся в больницу?
– Нет.
– Почему?
– Нет нескольких анализов. На ковид нужен из носа, из зева, а у меня сделан из вены. Еще нет нескольких.
Я взяла ее направление на госпитализацию. На второй странице был список всех необходимых анализов со сроками действия. Вторым пунктом был анализ на ковид из носа, из зева.