Бегом с ножницами
Шрифт:
Пройдут годы, и она переедет в Мемфис, где будет зарабатывать на жизнь массажем, не имея на это лицензии. Однако в этот вечер, когда бледно-оранжевое солнце от-свечивало в длинных черных волосах, казалось, что Линкольн-центр ждет не дождется ее прихода.
— Великолепно, Бренда, — оценила Натали. Она курила, опершись спиной на перила крыльца.
Бренда погладила вышитого на кармане лебедя.
— У тебя так красиво двигаются руки, они такие ловкие, — восхитился я. Да, мое замечание оказалось пророческим.
Мать
В вечернем свете кудрявая грива казалась волшебным темным нимбом вокруг головы. Когда девочка склоняла голову набок и слегка выставляла ногу вперед, вполне можно было представить, как она будет выглядеть на сцене.
— Она мне напоминает меня саму в ее возрасте, — сказала Натали о племяннице. Мне показалось, что в глазах Натали промелькнула печаль, но она тут же отвернулась.
— Надо бы сходить за пивом.
— М-мм, — промычала Бренда, — и мне тоже.
Натали рассмеялась.
— Плохая девочка. Ты еще слишком мала.
Бренда прекратила танцевать.
— Неправда. — Губы ее сложились в обиженную гримасу.
— Именно. Слишком мала. Тебе пиво нельзя.
— Тогда как насчет косячка?
Натали с улыбкой закатила глаза.
— Нет уж, хулиганка. А вот как насчет молочка?
— Что угодно, только не это, — решительно ответила Бренда. Она открыла дверь и вошла в дом. Через минуту пластинка резко, со скрежетом, остановилась.
Натали наклонилась, чтобы погасить сигарету о крыльцо.
— Я была точно такой же, как она. Такой же своевольной и свободолюбивой.
Чего у нас было хоть отбавляй, так это свободы. Никто не диктовал, когда надо ложиться спать. Никто не заставлял учить уроки. Никто не объяснял, что не следует до бе-зумия накачиваться пивом, а потом блевать на холодильник.
Почему же тогда мы чувствовали себя, словно в ловушке? Почему у меня сложилось ощущение, что в жизни нет выбора? Притом, что казалось, будто выбор — единственное, что у меня есть?
Я вполне мог покрасить свою комнату в черный цвет. Мог осветлить волосы и стать блондином. Когда Натали в один прекрасный вечер иглой от шприца проколола мне ухо, никто не сказал ни слова. Даже мама не охнула и не спросила:
— Что ты сделал со своим ухом, сынок?
Она ничего и не заметила.
Никто и никогда не указывал мне, что надо делать. Когда я еще жил с родителями— отцом и матерью, — то давление у матери могло подскочить уже оттого, что я хоть на дюйм подвинул в сторону пробковую подставку на столе.
— Пожалуйста, — сразу начинала просить она, — не трогай ничего, я только что все устроила именно так, как мне нравится.
В доме Финчей можно было запросто пробить в стенном шкафу дырку в потолке, чтобы попасть в комнату Хоуп, и никто не сказал бы ни слова. Никому просто не было дела.
— Ты свободная личность со свободной волей, — заключил бы доктор Финч.
И все-таки почему же я постоянно чувствовал себя настолько связанным?
Я всерьез боялся, что это чувство — будто я пристегнут к электрическому стулу — следствие какого-то душевного заболевания.
Больше всего на свете я мечтал вырваться на свободу. Но на свободу от чего? Вот в этом-то и заключалась проблема. Поскольку я сам не знал, от чего именно хочу ос-вободиться, я оставался в плену.
Я рассудил так: если я сам не знаю ответа, может, его знает кто-нибудь другой. Значит, мне нужен бойфренд. Он станет моим ключом к свободе, билетом на волю. Из того, в чем я застрял.
Прошло уже больше года с тех пор, как исчез Букмен. Надо было двигаться вперед. Мне шестнадцать, и я одинок. Жалкое зрелище.
В полночь, отправляясь автобусом в Амхерст, я внимательно рассматривал всех входящих и выходящих мужчин, в надежде найти подходящего кандидата. Мои стандарты были очень высоки: любой, кто пристально посмотрит на меня в ответ. Однако никто этого не сделал.
Я вышел возле Конверс-холла, прошел по центральной площади Амхерста и свернул направо. Так я мог дойти до супермаркета «Все звезды» и купить сигарет. Лишь открыв дверь магазина, я сразу понял, что направление моей жизни меняется бесповоротно и навсегда.
Такого клевого парня я не встречал в общественном транспорте или в магазинах в течение многих недель, а может быть, даже и месяцев.
Я беззаботно вошел в супермаркет и прошел к самой дальней полке, чтобы взять диетическую колу — специально, чтобы он увидел меня в джинсах «Келвин Кляйн». Хорошо, что к ним я надел красный свитер. В нем я казался не таким бледным.
Взяв банку колы, я небрежно направился к кассе, притворяясь, будто разглядываю содержимое полок. Сердце буквально выскакивало из груди. Оно стучало настолько сильно, что я испугался, вдруг он услышит и решит, что у меня проблемы со здоровьем и я гожусь не для серьезных длительных отношений, а лишь для случайной, мимолетной сексуальной связи. Именно этого я и не хотел: случайных связей. Мне они казались просто грязью, и вот так, без всякого разбора этим заниматься я не мог.
Я поставил банку на кассу и попросил:
— А еще, пожалуйста, пачку «Мальборо лайт».
Он дружески, слегка задиристо улыбнулся мне уголком губ и поднял руку, чтобы достать сигареты.
Сразу стало заметно, что под мышками у него большие мокрые пятна. Это меня взволновало. Сам я никогда не потел и из-за этого чувствовал себя девчонкой. Ненавидел эту свою особенность. Иногда, когда мы с Натали отправлялись на прогулку в город, я даже использовал ее спрей — специально, чтобы намочить рубашку на груди и под мышками.