Бегом за неприятностями!
Шрифт:
— Я испугался. Так только бабушка на меня злилась, а если бы еще и древнейшая…
— Ну и дурак. Она хотела и тебя защитить, а ты смылся и очень ее этим огорчил. Она не думала, что ее потомок-мужчина такой трус.
Разговор о своей трусости младший демиург поддерживать не хотел, поэтому решил переключить разговор:
— А какой второй вопрос?
У девушки глаза сверкнули нехорошим блеском:
— Почему ты так хамски выгнал моего учителя из его собственного дома?
Эсгейрд уперся:
— Это твой дом, а вовсе не его. Я позволил поселиться
— Да? Интересный подход. А по-моему это наш общий дом: мой, его и Бетти. Вот ты почему считаешь этот мир своим?
— Потому что я его создал.
— Ну так Савард этот дом построил, и все, что здесь есть, принадлежит и ему в том числе. Он это на свои деньги покупал. Заработанные, между прочим (Лисса напрочь игнорировала факт что получены они были в результате банального грабежа чужого счета). А ты тут вообще пришей-пристебай, захватил чужую собственность.
— Но ты моя дочь!
Ага, папочка, от которого никакого толка. Сперматозоид несчастный.
— Не вижу связи. Ты что-то сделал для меня такого, что давало бы тебе право лезть в мою жизнь? По-моему нет. И если я тебя не гоню из своего дома, скажи спасибо.
Демиург изобразил карикатурный поклон:
— Спасибо, дорогая дочь, что не гонишь за порог родного отца.
Но Лисса не устыдилась.
— Саварда между прочим я прислала, — соврала она, не моргнув глазом, — Он обустраивает дом на Кариане и пришел сюда забрать свои и наши с Бетти вещи, а ты ничего ему не позволил взять и прогнал прочь. Как это называется?
Ответить Эсгейрду по большому счету было нечего, но он не торопился сдавать позиции.
— Вы тут хорошо устроились. Вперлись в мой мир и живете, как в своем. А мне куска хлеба пожалели!
— Когда это тебе чего жалели?! — возмутилась Лисса, — Живешь тут на всем готовом, пользуешься тем, что мы натащили из чужих миров, лопаешь то, что закупили не для тебя, да еще и убираться ленишься, как будто это для тебя трудность составляет. Мне пришлось за тобой посуду убирать и полы в порядок приводить. Кстати, с чего это ты жадничаешь? Раз это твой мир, ты можешь сотворить все для себя сам, а не хапать чужое!
Младший демиург потупился.
— Не могу, — с горечью сказал он, — Ничего я не могу. Бабушка закрыла мне способность творить живое и съедобное. Говорит, это у меня бездарно получается.
Тьфу! Это разве отец?! Это же дите какое-то! Бестолковое и плохо воспитанное. А еще демиург называется, пусть и младший. Такому впору утереть сопли и дать сиську, чтоб не плакал.
И тут Лисса начала хохотать. Сначала она захрюкала, стараясь сдержаться, чтобы не превратить всю сцену в балаган, но ее терпения надолго не хватило. Смех одержал быструю и убедительную победу. Не прошло и минуты, как она уже корчилась на полу, задыхаясь от хохота, из глаз текли самые настоящие слезы.
Эсгейрд поначалу оторопел, он как-то не ожидал, что над ним будут смеяться. Его ругали, наказывали и даже били, но вот этот Лиссин веселый ржач доканал бедолагу. Он хотел обидеться, но вдруг впервые в жизни глянул на себя со стороны…
Лисса уже не смеялась в голос, она тряслась и время от времени тихо взлаивала: силы организма заканчивались. Сквозь собственный смех начали проникать звуки окружающего мира. Она услышала нечто тоненькое и странное, как будто кто-то наигрывал на стеклянном ксилофоне. Она открыла глаза, из которых уже не текли слезы, и увидела, что ее отец тихонько хихикает, причем выражение лица у него при этом виноватое и лукавое. Вот как на такого злиться?
А он живо понял, что дочь больше не сердится, и постарался вытрясти из нее мировую.
— Лисса, не злись. Это все шутка была. Я пошутил, а твой учитель поверил. Берите что хотите. Только снабжайте меня едой, пожалуйста. Я пока боюсь появиться в родовом домене.
От смеха или от горя, но слезы на лице оставляют соленые следы. Девушка наконец встала и пошла умылась холодной водой, тем самым выиграв время. Ей надо было подумать. Обернувшись вновь к отцу, сказала со вздохом.
— Что с тобой поделаешь? Живи. Даже еду буду тебе таскать время от времени. Но помни — ты тут гость и нечего хозяев гонять.
Эсгейрд повеселел и спросил как ни в чем не бывало:
— А ты надолго?
— Сейчас накопители заряжу и домой отправлюсь. Кстати, чем здесь тупо сидеть, навестил бы прабабушку. Мне она помогла, ты бы тоже мог ее уговорить.
Демиург замялся.
— Лисса, ты же не знаешь… В общем, к ней мне тоже лучше не соваться. Она меня всегда считала тупым и неспособным и очень разозлилась, когда я не женился на твоей матери. Бесполезно было объяснять, что это бабушка виновата.
Ну надо же, и тут не все гладко! Лисса с сомнением покачала головой:
— Ты думаешь, она до сих пор сердится? Что-то я сомневаюсь, но на всякий случай спрошу. Глупо сидеть в пустом мире, где ты не можешь даже добыть себе еды и вынужден рассчитывать на чужую милость.
Эсгейрд развел руками и посмотрел на дочь взглядом больного щенка. Ну вот как с таким дело иметь?!
Вернувшись домой Лисса застала мужчин в кабинете у включенного компьютера. Савард сидел верхом на развернутом спинкой вперед стуле, Джимми забрался с ногами на свое вертящееся кресло и время от времени делал на нем полный оборот, отталкиваясь от столешницы.
Они были так увлечены, что не заметили ее появления. Орали, размахивали руками и исписанными листочками бумаги, да и слова произносили совершенно незнакомые, такие, которые амулету-переводчику оказались не по зубам. Мужики явно сдружились, перешли на ты и теперь на пару грызли гранит науки в свое удовольствие.
Девушка тихонько откочевала на кухню, сделала себе пару бутербродов, налила чай… Перекусив, она подумала, что красавцы тоже голодные. Они просто этого еще не заметили. За Савардом она неоднократно замечала: когда он чем-то увлечен, то забывает обо всем на свете, даже о еде. Зато потом бросается на нее, как голодный дракон. Да и злой бывает… Может и Джимми такой же, вон как они спелись.