Бегство из Эдема
Шрифт:
– Вы сами себе готовите?
– Иногда.
– Между прочим, Майкл в восторге от вашего жилища. Вы знаете, что две недели назад он проделал весь путь до вашего дома на своем велосипеде? Чтобы оставить вам записку насчет нашей прогулки. Ну конечно, вы это знаете, ведь вы же получили записку!
Она торопливо говорила, будто опасалась наступления тишины.
– С чем вы пьете чай?
– С сахаром. Я сама… о, спасибо. Да, один кусочек. Бен кладет четыре – представляете? А Майкл иногда пьет просто кипяток с сахаром и лимоном. Он называет это «горячим лимонадом».
– Может быть, все-таки сядете и выпьете? –
– С вашего позволения я выпью его стоя. Простите, я… слишком взвинчена.
Сара оставила блюдце на столе и обхватила горячую чашку ладонями: пальцы у нее совсем заледенели.
– Мне кажется, я все еще в шоке.
Алекс не сомневался, что так оно и есть. Он отхлебнул глоток горячего крепкого чая.
– Когда мне было лет восемь, Сара, я все время думал, что было бы здорово вскочить на платформу товарного поезда, который медленно (очень медленно, как мне казалось) проходил мимо огорода моего деда ежедневно около полудня. Однажды я так и сделал.
– И что случилось?
– Я сломал ногу в двух местах, раздробил бедренную кость и проколол легкое.
– Алекс!
– Но три месяца спустя я был уже как новенький. Никаких следов не осталось, словно ничего и не было.
Сара осторожно поставила чашку на стол.
– Я знаю, у детей все быстро заживает. Доктор меня уверяет, что через шесть недель Майкл будет совершенно здоров. Все это мне известно, я знаю, что рано или поздно любой ребенок может что-то себе сломать или повредить и что нельзя по этому поводу отчаиваться. Но мне все равно больно. Так больно, что просто сил нет. О господи, ну вот опять. Терпеть не могу слезы.
Она вытерла щеки тыльной стороной руки.
– Знаю, знаю, я слишком сильно его опекаю. Я плохая мать.
– Не говорите глупости.
– Нет, это правда. Я слишком сильно его люблю, и это не идет ему на пользу. Когда я думала, что Майкл сильно поранился, когда мне казалось, что он может умереть, мне тоже хотелось умереть. Потому что, кроме него, у меня никого нет. Поэтому я… стараюсь оградить его по мере сил, встать между ним и окружающим миром. Знаю, это неправильно, но я ничего не могу с собой поделать. Он такой хороший, такой добрый и любящий…
Сара старалась не плакать, но ей трудно было справиться с собой. Она должна была выговориться.
– Он заслуживает всего самого лучшего, а все, что я могу, – это любить его. Это единственное, что я могу ему дать…
– Сара, не надо, не говорите так.
Алекс помедлил всего секунду, потом положил руки ей на плечи, и она тотчас же разразилась беспомощным плачем. Все ее тело сотрясалось от рыданий, но она продолжала настойчиво повторять что-то, чего он не мог разобрать. Он мягко повернул ее лицом к себе и обнял обеими руками. На мгновение Сара напряженно застыла, но тут же тяжело привалилась к нему всем телом, прижав стиснутые кулаки к его груди. Ей никак не удавалось справиться с сотрясающим ее ознобом. Алекс наконец понял, что она говорила.
– Бен собирается отослать его из дому.
Он отвел назад влажную прядь волос, прилипшую к ее щеке.
– Что вы хотите сказать? Куда Бен собирается отослать Майкла?
– В Германию. В военную школу.
Рот у нее был как будто полон клея, язык не ворочался, она едва могла говорить. Ей пришлось проглотить
– Я думаю, он лжет. Мне так кажется. Он просто хочет меня припугнуть…
Алекс еще крепче прижал ее к себе. Это не могло быть правдой: даже Кокрейн не мог отослать сына из дому без согласия Сары! Но он ее терроризировал, вот в чем все дело. Он сумел ее запугать. Прижимаясь губами к ее волосам и шепча слова утешения, Алекс принялся тихонько поглаживать ей спину, чтобы снять напряжение. Постепенно Сара успокоилась, но слезы так и не утихли. Вытащив платок из кармана, Алекс вложил его ей в руку.
– Извините… – пробормотала Сара. – Вы, наверное, думаете… – Она умолкла, вытерла глаза. – Нет, я не знаю, что вы думаете.
Сара прижала руку к горлу. Оно саднило, словно в нем застрял огромный ком, который невозможно было проглотить. Алекс отвел ее руку, коснулся пальцами теплой кожи, осторожно погладил ее.
– Запрокиньте голову, – скомандовал он шепотом. – Расслабьте плечи.
Он знал, что она повинуется не из доверия к нему, а скорее просто от усталости, и постарался ее успокоить, проводя по ее коже одними кончиками пальцев и поддерживая ее другой рукой за талию, чтобы она устояла на ногах. Несколько легких движений – и вот ее тело расслабилось. Глаза у нее закрылись сами собой. Она глубоко вздохнула, и Алекс прижался губами к ее шее там, где только что были его пальцы. При этом он не двигался и старался дышать как можно тише.
От нее слабо пахло сиренью: он угадывал точки на коже, где она надушилась. Он обхватил рукой ее затылок, и она откинулась, как на подушку. Его пальцы запутались в ее волосах, губы скользнули вверх, к подбородку, проследили тонкую, хрупкую линию челюсти до основания уха. Случайная слеза скользнула вниз по щеке. Алекс подхватил ее губами. Сара тихо застонала, потом вытянула шею, оттолкнулась спиной и выскользнула из его рук.
Подойдя к плите, Сара принялась бесцельно передвигать чайник с одной конфорки на другую. «Это не могло случиться, – говорила она себе, – должно быть, я что-то неправильно поняла, неправильно истолковала его намерения». Но даже если она все поняла правильно, надо делать вид, будто произошло недоразумение. Любые другие возможности просто исключены.
Вот только ее тело взбунтовалось и не желало прислушиваться к голосу разума. Хотя до сих пор плотское желание было ей не слишком хорошо знакомо, она узнала его – ошибиться было невозможно. Поэтому Сара продолжала возиться с чайным ситечком, упорно поворачиваясь спиной к Алексу и пытаясь придумать, что бы такое сказать.
– Не хотите ли вы…
Алекс положил руку ей на плечо. Она полуобернулась к нему, а он заставил ее повернуться кругом и понял по ее глазам, что продолжать в том же духе не следует.
– Сара, – прошептал он.
Это была мольба о помиловании. Потом он наклонил голову и поцеловал ее. Она могла бы опять вырваться – Алекс ее не удерживал, – но каждую минуту, каждую секунду заново принимала решение не двигаться. Не сопротивляться. Ее руки робко легли ему на плечи, обвились вокруг шеи.
Его губы оказались теплыми и мягкими. От легкого прикосновения усов ей стало щекотно. И поцелуи тоже были легкими, неторопливыми, нежными. На миг объятия стали тесными и страстными, но сразу же снова расслабились.