Бегство из сумерек (сборник)
Шрифт:
Сочувственный голос Джона оторвал его от тягостных размышлений:
— Тебе плохо, старина?
Райн сел, недовольный тем, что брат застал его в минуту слабости. Чтобы успокоиться, он глубоко вздохнул. Ему очень хотелось поделиться с этим бесхитростным человеком своей бедой, но останавливала мысль о возможном предательстве. Однако не в силах более в одиночку сражаться со своими галлюцинациями, он решился:
— Представляешь, Джон, даже продитол не избавил меня от кошмаров. Пожалуй, стало еще хуже.
Ладонь Джона рубанула воздух.
—
Райн вытер глаза.
— Это верно. И главное, вы все вместе. Я прежде думал, что для вас лучше, если вы спите. Я так старался, чтобы было лучше!
— Вот и поднадорвался.
— Ты осуждаешь меня?
— Нет, конечно, и мы очень благодарны тебе.
— Я стал убийцей, братишка… — продолжал истязать себя Райн.
— Вспомни свои же слова: самозащита — это не убийство. Просто ты берешь на себя слишком много, вот и мучаешься… Лекарство одно — отдых.
— Я так и сделаю. Спасибо, Джон.
Райн снова услышал протяжную мелодию. Потом ее несколько оживили удары барабанов. Однако на этот раз танцоры «веселились» в главном отсеке корабля. Все те же примелькавшиеся сытые буржуа. Но нет: среди них появился новенький. Это Джеймс Генри — ему даже нашлась пара. Но вместо непременных черных очков у него кровавая дыра в центре лба.
Вздрогнув, Райн проснулся.
Сказав Джону, что кошмары стали хуже, Райн ничуть не преувеличивал. Прежде вызывал страх лишь вид отвратительных или непонятных персонажей, их загадочные действия. Теперь же сны видоизменились: появились сцены убийства, и, самое главное, они словно стали эпизодом реальной жизни — и от этого еще ужаснее. Во всяком случае, он не дал бы голову на отсечение, утверждая, что не убивал Генри, настолько силен был эффект присутствия. Однако скорее всего с Джеймсом ничего не произошло, иначе об этом упомянул бы Джон.
Не в силах больше находиться в каюте, Райн снова направился в главный отсек. Он решил проверить свои подозрения.
В рубке никого нет. Нет и следов борьбы… нет трупа. Только тихое гудение приборов.
Райн успокоился, но, вернувшись к себе, подивился, странной пустоте главного отсека: казалось бы, там должен находиться дежурный.
Спустя мгновение он уже корил себя за неуместную подозрительность: он сам, в конце концов, не жил постоянно в главном отсеке!
Ну что ж. Похоже, психика приходит в норму. Он порадовался, но тут же отругал себя и за излишний оптимизм: все-таки нельзя излишне расслабляться. От новых волнений его опять клонит в сон. В этот раз обошлось без сновидений. Открыв глаза,
— последнее время она часто улыбалась. — Ну как самочувствие, дорогой?
— К сожалению, не могу похвастаться. Страшно надоело лежать, хочу работать, но — как говорится — рад бы в рай, да грехи не пускают. Ты оказалась права.
— О-о, всему свое время. Скоро опять станешь здоровым. — За показной бодростью ответа он уловил нотку сомнения. — Главное, не беспокойся…
Он заглянул ей в глаза и доверительно прошептал:
— Мне всюду видятся козни. Я подозреваю даже тебя. По-моему, это признак болезни, значит, они не оставят меня.
Повторив еще раз свое безликое «не беспокойся», она направилась к двери, но у порога остановилась: Тебя хочет навестить Мастерсон. Ты не возражаешь? Конечно нет. Передай ему, что всегда рад его видеть.
Похлопав ладонью по постели, Райн предложил Фреду присесть поближе. Тот примостился на краешке койки, в его глазах перемешались и радость, и жалость.
— Идешь на поправку? Говорят, правда, довольно медленно, к сожалению. Все еще мучает мания преследования?
Райн кивнул.
— Знаешь, это довольно неприятная штука. Однажды я слышал, как кто-то сказал, что если у вас ощущение, как будто вас преследуют, то это обычно означает, что вас преследуют. Хотя не тот, кого вы подозреваете. Я запомнил это высказывание из-за его парадоксальности.
Фред рассмеялся:
— Подобные экивоки не для простодушного Фреда. Один вид уравновешенного флегматика Фреда подействовал на Райна умиротворяюще. Легкая улыбка коснулась его губ. А Фред между тем продолжил:
— Я очень хорошо понимаю твое состояние, потому что сам однажды чуть не лишился разума. Помнишь тот ужас с Трейси?
Райн отрицательно покачал головой.
Вспомни! Это случилось через месяц после старта. Мне тогда показалась, что Трейси изменила мне с Джеймсом Генри.
— Ничего не помню. Абсолютно вылетело из памяти, — признался Райн. Брови на мгновение сошлись к переносице, глаза приняли отсутствующее выражение. Затем он потряс головой и решительно сказал: — Не помню, хоть убей!
Вот… ты сам сказал это слово… Значит, вспомнил… И как спас меня, тоже?
Райн по-прежнему удивленно таращился на друга. Ты тогда помог мне погрузить ее в анабиоз.
— Вот это я точно помню. Она к тому времени слишком чрезмерно устала, и это угрожало ее здоровью.
— Мы все к тому времени чрезвычайно устали. Не столько от работы, сколько друг от друга. Вот тогда и пришла мысль поместить ее в бокс несколько раньше намеченного, чтобы как-то разрядить обстановку.
Райн удивленно посмотрел на него.
И что в этом удивительного? Вполне естественное решение, — сказал он.
В том-то и дело, что все было неестественным. — Последнее слово Мастерсон произнес замедленно, словно по слогам.