Бегство Короля
Шрифт:
Маленькая фигурка удалялась все дальше… Вот он и дошел до самой черты горизонта, а потом — стал подниматься по облакам, как по лестнице.
Прямо в небо.
Максим добрался до дому к шести утра, когда город только начал просыпаться. Дворник лениво шоркал метлой у подъезда. Улицы были пустынны и тихи. Только хмурые работяги да сонные собачники выходят из дому в такое время.
И совершенно зря, между прочим! Утренний воздух чист и свеж, словно люди не успели еще отравить его дымом заводов, автомобильными выхлопами, а главное — злой, нетерпеливой и раздраженной суетой большого города. Солнце сияет, но пока не палит, и небо, чуть подернутое легкими облачками, радует глаз глубокой и ясной синевой. Кажется, что новый день раскрывает глаза удивленно и радостно, как ребенок, который проснулся в кроватке и улыбается…
Максим еще постоял немного у подъезда, наслаждаясь утренней свежестью. Подумать только — чего люди себя лишают, когда дрыхнут в кровати до полудня!
В квартиру он постарался войти очень тихо, на цыпочках, чтобы не разбудить Наташу. Он от души надеялся, что потом удастся соврать ей что-нибудь убедительное о своих ночных похождениях. Прислушался — вроде тихо все. Только Малыш поднял голову и посмотрел на него с упреком: мол, где тебя носит? Максим присел на корточки и погладил пса по голове.
— Не выдавай меня, ладно? — сказал он шепотом прямо в мохнатое ухо.
Максим чувствовал себя усталым, как будто вагон разгрузил. Еще в студенческие годы, когда они с приятелями бегали пополнять скудный бюджет на товарную станцию, было у него иногда такое ощущение после работы — вроде все в порядке, и не болит ничего, а ни рукой, ни ногой шевелить не хочется! А хочется только одного — упасть в подушку и голову не поднимать часов пятнадцать, как минимум.
Он тихо прошел в свою комнату и начал раздеваться. В самом деле, поспать бы неплохо! Все остальное — потом.
В нагрудном кармане рубашки что-то зашуршало. Максим сунул туда руку. Неужели деньги завалялись? Достать надо, а то не усмотришь — Наташка в стиральную машину засунет.
Фотография. Сложенная вдвое, помятая… Максим сперва даже не понял, как она туда попала, а когда вспомнил — руки задрожали. Снова видеть глянцевую черноту вместо улыбающейся Верочки было бы невыносимо, но зачем-то он все-таки развернул плотный прямоугольник.
То, что он увидел, заставило его улыбнуться — впервые, наверное, за эти долгие черные дни. Совершенно невероятно, но фотография снова как будто ожила! Даже вроде ярче стала. Верочка смотрела на него улыбаясь, и в этот миг Максим поверил твердо, что она жива и в его силах спасти и вернуть ее, а главное — что все еще может быть хорошо. Вот просто поверил — и все.
Он снова сложил фотографию, как будто проверял, не померещилось ли ему, потом развернул — и уже не выпускал из рук.
Наташа проснулась, когда у Армена на тумбочке требовательно запищал будильник. Ух ты, утро уже! Семь часов. Неужели ночь пролетела так быстро? Наташа села на постели, закутавшись в простыню, и попыталась привести мысли в порядок. Ей было немного стыдно, что забыла обо всем на свете вчера, даже домой не зашла. Что теперь Максим подумает?
Армен, не глядя, протянул руку и выключил будильник.
— Спи, ахчик! Рано еще. Это мне вставать надо… Чуть позже. — Он ласково, но сильно притянул ее к себе.
— Нет, я пойду. Пора уже. Максим там один, я вчера даже домой не заглянула. — Наташа высвободилась из его объятий, быстро вылезла из постели и принялась одеваться, собирая разбросанные по всей комнате предметы туалета. Ну как мог кружевной лифчик оказаться на настенном бра? Жакет валяется прямо на полу, а трусики куда подевались — вообще уму непостижимо!
Армен проснулся окончательно и теперь лежал на спине, закинув руки за голову и с улыбкой наблюдая за ней.
— Да ладно тебе, ахчик! Что волнуешься? Не маленький он уже.
— Не маленький… Это только кажется так. — В голосе прозвучали ворчливо-озабоченные нотки. Совсем как у мамы когда-то.
Наташа наклонилась к Армену, поцеловала, щекотно провела волосами по лицу.
— До вечера, да?
— До вечера.
Она улыбнулась ему и пошла к двери, а Армен все смотрел ей вслед.
— Ахчик!
Она обернулась, грациозно изогнув шею, и блики солнца играли у нее в волосах. Какая же она красивая была в этот момент!
— Ахчик, выходи за меня!
— Что? Ты… ты это серьезно?
— Конечно серьезно! Не знаю, как у вас в Москве, а у нас такими словами не шутят. А что? Дом построим, сына родим… Ну, может, девочку еще, чтоб ему скучно не было. Все хорошо будет!
Она закрыла лицо руками и опрометью выбежала из квартиры. Вот тебе и раз! Замуж… И ведь действительно все могло бы быть хорошо — и дом, и дети. Именно с этим человеком, каким бы чужим он ни казался вначале.
Только вот не будет у нее детей, никогда не будет. Тогда, пять лет назад, в больнице чужие равнодушные и, может быть, не слишком опытные руки отняли у нее эту возможность и отпустили в жизнь — домучиваться. Как теперь сказать человеку, ставшему родным и близким так неожиданно и странно, что будущего у них нет? А потом снова остаться одной…
Именно теперь это будет особенно горько.
Она вошла в квартиру, осторожно прикрыв дверь за собой, чтобы не хлопала. Оглянулась — вроде все в порядке. Малыш вышел встречать ее, лениво потягиваясь и виляя хвостом.
— Сейчас, сейчас, мой хороший! — Она гладила собаку, глотая слезы. — Только ты один у меня и есть. Пойдем погуляем с тобой. Дай переодеться только.
Она сбросила туфли и вошла в комнату, тихо ступая босыми ногами по паркету. Заглянула к Максиму — спит… Даже улыбается, как маленький. И Верочкина фотография в руке — мятая, как будто ее сто лет в кармане таскали.
Наташа вздохнула. Вот ведь — даже ночью расстаться не может! Жалость кольнула в сердце. Плохо ему все-таки одному. Наташе даже стыдно стало — вон что творится, Верочка пропала неизвестно куда, Максим сам не свой, извелся весь, а она что делает? Жизни радуется?
Она подошла ближе, хотела вынуть фото, но потом передумала. Слишком крепко сжаты пальцы, прямо намертво. Если ему так легче, пусть остается.
Верочка в легком белом платье гуляла по цветущем саду. Странное это было место. Вроде все красивое, ухоженное, дорожки выложены желтым камнем и трава аккуратно подстрижена, и вместе с тем… Было в нем что-то ненастоящее и оттого пугающее. Максим сначала даже не понял, в чем странность, а потом догадался — все вокруг совершенно неподвижное, застывшее, как на картине. Не порхают бабочки и шмели над цветами, ни одна травинка не шевелится от дуновения ветерка, даже облака в небе не движутся, словно нарисованные.