Бегство от безопасности
Шрифт:
— Ты помнишь свое рождение?
Все это время, подумал я, он знал ответ. Дикки знает, что превращает наш безмятежный дух из живого света в младенческий крик Я-Об-Этом-Никогда-Не-Просил, раздающийся в темноте. Звено, которого мне недоставало и которое я никогда бы не нашел.
— Мне нужна память об этом, — сказал я.
Вспышка притворного удивления.
— Я уже думал, ты никогда об этом не спросишь.
Он порылся в кармане рубашки и вытащил небольшую хрустальную полусферу нежно-янтарного цвета, размером с небольшой лимон.
— Вечная штука, — сказал он. — Открыть ее
Я взял ее у него из рук. Маленькая, легче яичной скорлупы. Почему бы и нет — тайна моего первого, наполненного миром и любовью дня на Земле, завернутая в розовый лепесток. Такая тонкая!
В тот миг, когда я прикоснулся к хрупкой поверхности кончиком пальца, она рассыпалась в моей руке, за час до моего рождения.
Сорок Один
В то время, вспомнил я, все было так здорово. Приключение! Романтика! Снова в кругу старых друзей, очертя голову бросаюсь в смертельную битву со страшными врагами. На этот раз ими будут котята! Наихудший возможный исход: одна-две царапины, стоит мне на мгновение забыть, кто я, стоит мне закрыть глаза на их кажущуюся реальность.
Так неправдоподобна, эта царапина. Я вспомнил! Не бывать больше катастрофам, когда я терял это знание, всю жизнь сражался с фантомами, позволяя обратить себя в прах и удивляясь в свой последний миг, зачем я вообще появился на свет.
Никогда. Знание дало мне силу, которой не имеет ни один мой враг. Жизнь в пространстве-времени —это ведь игра вроде Снэп-Сити, правда? И я теперь так умею в нее играть, так неуязвим для любого оружия, так надежно защищен знанием, что пролечу, смеясь, сквозь кольцо драконов, которые много раз испепеляли меня прежде.
Отдохнувший, с новыми силами, вооруженный непоколебимым пониманием реальности вместо моей прежней веры в вымысел, — что меня может теперь поцарапать?
Бесстрашно — не то слово… это будет РАЗВЛЕЧЕНИЕМ!
Одна, последняя, жизнь, один финальный матч в игре, чтобы доказать, что победа достается легко, показать, что я запомнил навсегда легкое знакомое изящество, на котором строится любой триумф.
Помни, кто ты, ковбой, никогда не верь тому, что видишь вокруг, и это будет КУСКОМ! ПИРОГА!
С таким оружием, презрев драконов, я переступил через край, и все окунулось в тьму.
Как это странно — быть рожденным!
Несколько часов назад я был в безопасности, счастливо плавая в тепле и уюте, все системы в норме, а теперь мое сознание превратилось в центр управления ядерным реактором в аварийной ситуации. Мигают сотни ужасно-ярких смертельно-красных предупреждающих табло: дыши, или у мрешь, ешь, или у мрешь, падение — смерть, огонь — смерть, враги в темноте, собака выглядит смирной, но ест детей.
Никогда не видел одновременно столько ярких сигналов тревоги. Сейчас я открыт всему миру, У-ЯЗ-ВИМ, то есть бессилен, и даже не могу членораздельно заорать слово «Помогите!».
Один человек рядом. Мама, я не люблю быть эгоистом, но ты бы лучше оставалась рядом, пока не минуют все опасности, пока я не буду
Она могла бы ответить, но мои вопросы превращаются в крик и плач, и спи-моя-радость-усни мало помогает, когда я знаю, что за окном минус тридцать, а меня начинает бить дрожь при плюс восемнадцати. Единственное, что мне остается, — закрыть глаза, отключить системы, спать.
А во сне я плыву назад, к мягким изумрудно-янтарным холмам, стоит мне прыгнуть, и я не упаду, а поплыву, словно облако нарциссового света. Сон возвращает меня домой, туда, где понимают без слов, где все друг Другу учителя и ученики, и во всем присутствует разум и смысл.
— ВЫ НЕ ПОВЕРИТЕ! — говорю я им. — В следующий раз, когда я снова начну говорить, что жизнь в пространстве-времени — это забавно, накиньте на меня сеть, а? Вы что, не видели что я РЕХНУЛСЯ? Они здесь сразу заваливают тебя всякими ограничениями, в ту же секунду, как приземлишься… ограничения в пространстве, ограничения во времени: я отрезан от всех и замкнут в желатиновой форме КРОШЕЧНОГО создания, неуклюжем миниатюрном карликовом тельце нет духовного общения нет возможности вернуться не могу летать и гравитация здесь огромна, я чувствую себя тяжелее, чем слон, увязший в смоле, слабее, чем мотылек, все вокруг лед и сталь, кроме мамы и одеяла, ограничения, словно кинжалы у горла, правила, которые я не могу понять, поднят занавес в пьесе, где я сам должен написать свою роль при помощи слов, которых я не знаю, и разума, который в основном, почему-то, дает команды моему рту, не способному даже сказать, чтобы меня отсюда выпустили.
Пространство-время уже в теории выглядит безумием… на практике оно — безумие вдвойне, минута для взрослых — дни для меня, клак-клак-клак: каждую секунду распадаются вселенные, и никто этого не замечает, постоянно оказываясь перед миллионами выборов, оборачивающихся одним-единственным — все ложатся в постель в неизменном прошлом, за которым, как все считают, последует будущее.
Это жестокая шутка, не так ли? Нереально — меня предупреждали, но это ведь более чем нереально, это немыслимо: превратить эти тяготящие меня ум и тело младенца в то, что в лучшем случае примется просто размышлять о том, что я есть, а в худшем — уподобится прутику, бессильному выбраться на сушу из рокочущего потока, но тем не менее способному помнить.
Было безумием с моей стороны выбрать все это, но я ведь могу дать и задний ход. Худшее, что может произойти — если повезет, — меня съест собака, и я выберусь из этого мира-ловушки и снова вернусь домой.
Просыпаясь, я об этом уже не помнил.
Я был наблюдателем, утратившим свойства бесплотного призрака —те, за кем я наблюдал, теперь могли, в свою очередь, наблюдать за мной. Какой милый малыш, говорили они моей маме, в глубине души благодаря Бога, что уже никогда не окажутся на моем месте. Он так счастлив! Посмотрите на эти большие глазки… невинность, счастье, безопасность.