Бегство в мечту
Шрифт:
— Как же быть с ношением? — Андрей все еще старался выглядеть спокойным. — Опять старый, испытанный способ?
— Не подводит именно испытанное средство, — согласился Бобров. — Конечно же, они тотчас отнесли оружие в ближайшее отделение милиции, но оказалось, что территория, на которой найдено это оружие, относится к другому отделению милиции. Тем не менее дежурный офицер зафиксировал сам факт обращения (о чем, естественно, может подтвердить) и направил в другое отделение, предварительно созвонившись с уполномоченным, курирующим ту самую территорию…
— Им обоим может сильно влететь
Бобров неопределенно пожал плечами:
— Все зависит от обстоятельств…
— Мне они тоже нужны, — твердо сказал Андрей. — И пока я не получу от них то, что хочу — не отдам!
— Показания на этого несчастного уголовника? — пренебрежительно сморщился Бобров. — Да засунь ты ему пулемет под кровать, а потом в присутствии понятых изыми. Только и делов. Надо посадить — сажай, а каким способом — это уже иной вопрос. Факт в том, что он будет находиться там, где тебе его приятно видеть. Это еще «дедушка» Жеглов доказал весьма убедительно.
— А если я захочу увидеть там же и ваших хлопцев?
— Вот с этим уже сложнее… Да и за что их сажать? Нашли — принесли — не виноваты…
— И все же, я попытаюсь, — упрямо сказал Андрей. — Кто его знает, а вдруг получится?
— Нет, — грустно заверил «авторитет», — не получится.
И вздохнул.
— Так или иначе, но я попробую, — пообещал Туманов. — Иначе смысла нет. Потеряю смысл в том, чем занимаюсь. Понимаете, как смешно получается, Семен Викторович, все вокруг вопят об искоренении преступности, а в конечном итоге эта «борьба» сводится к принятию новых законов без отмены старых, «искоренению коррупции в милиции» и «контролю за деятельностью правоохранительных органов». Я вот вижу только препятствия, которые мне создают люди, далекие от правоохранительных органов, но обладающие властью влиять на дело в сторону своей заинтересованности.
— Вот поэтому я и предлагаю тебе перейти ко мне, — просто сказал Бобров. — У меня есть и техника, и деньги, и возможности.
— И «другая сторона закона», — продолжил за него Туманов.
— Все то же самое, — отмахнулся Бобров. — У нас тоже хватает загадок. И нас грабят, и у нас крадут, и нас «подставляют». Вот только понять не могу: почему вы такие упрямые? Прямо-таки «упертые». У Фемиды глаза завязаны, она не видит, что на чашу ее весов бросили: степень виновности или пачку «баксов». Ей главное, какая чаша тяжелее. И все вы об этом знаете. Киви новоб этом очень талантливо пишет. Я его читаю прямо как хронику нашей с вами — пардон за каламбур — совместной жизни. Филатов спрашивает прямо в лоб: «Тебе это надо?» И что самое парадоксальное: сами все знаете, все понимаете, анализируете и… лезете на рожон. Где логика? Работали бы потихоньку, пережидали «до лучших времен», накапливая на нас информацию, себя сохраняли, а вот когда придет ваше время, вот тогда и показали бы себя. Мне, человеку с «другой стороны», смешно и обидно за вас… Парадокс?
— Если мы не будем «лезть на рожон», эти самые «наши времена» никогда не придут. Был у меня наставник, очень знаменитый сыщик по городу. Бывший советник в Афганистане, впоследствии разрабатывал и брал самых известных преступников в Питере… Так вот, он прямо говорил своим ученикам: «Половина из вас сядет; вторая половина — уволится». Объяснял, почему. Ему верили, понимали, соглашались и… работали. И он, зная все это, тоже работал.
Бобров встал и, кивнув на прощание, направился к выходу. На пороге оглянулся:
— Знаешь, а я ведь до самой армии больше всего мечтал работать в уголовном розыске… Потом — срок получил, по глупости… Выпала иная дорога… Только не говори об этом никому, — улыбнулся он, — не поверят…
— Что это за бугаи возле твоей двери топтались? — жизнерадостно поинтересовался ворвавшийся в кабинет с пачкой протоколов в руке Королев. — По виду — «бандюги». Приходили милицию данью обложить? За сколько сговорились? Чья у нас теперь «крыша»? Давай теперь прокуратуре «стрелку» забьем? Они «по жизни не правы»…
— Абзац пришел нашему параграфу с «покупателями», — мрачно прервал его веселое словоблудие Туманов. — «Заступники» заходили. Контрмеры уже приняты… Что же это за мерзость такая?! Мы и так сидим кое в чем по уши, а оно все выше поднимается! Да неужели мы, обученные и опытные оперативники, не в силах противостоять вторжению фальсификации?!
— Не «опытные и обученные», а только «опытные», — поправил Королев. — Ну, и еще — «битые». И как один «битый» опер другому «битому» оперу, я тебе скажу: смотри на жизнь проще, и прокуратура к тебе не потянется. Ты свое дело потихоньку делай. В год пару десятков преступников лес валить отправляешь? Отправляешь. Это само по себе немало. Все ж мы что- то находим, раскрываем, делаем… А прочие пусть себе языками мелют. Когда в нашу шкуру влезут — по-другому взвоют.
— Да надоело! Вот здесь уже сидит! — Туманов «рубанул» себя ладонью по горлу. — Опер я или «черт- те что с бантиком»?! Каким-то убогим себя в такие моменты ощущаешь. Вот, вроде все хорошо, все можно стерпеть, но раз в месяц обязательно что-нибудь подобное случается. То родственники с погонами, на которых «звездочки» больше, чем кокарда на моей фуражке, то влиятельные друзья всех мастей и категорий, то еще какие-нибудь «бугорки» тебе дорогу указать норовят. «Вот здесь трогай, а вот здесь не вздумай — там кака зарыта, вот это делай, а вот это мы тебе не рекомендуем…» Тьфу!
— Идеалист, — констатировал Королев, наливая себе в кружку давно остывший чай. — Или просто в отпуск пора… А может, лучше это? — он выразительно щелкнул себя по кадыку. — Расслабиться, стресс снять? После работы скинемся, сбегаем, устроимся? Партейку-другую в карты перекинемся?
— Сегодня слова «нет» ты от меня не услышишь, — вздохнул Туманов. — В такие дни ничего не идет… кроме водки. Ты пока договорись с ребятами, а я схожу в дежурку, попрошу Степаныча, чтобы в камеру к Селантьеву никого не подсаживали. Не ровен час — «весточку» на волю с каким-нибудь пьяницей перекинет…
Туманов дошел до дежурной части и, взглянув в (трону камер, остолбенел от негодования. Возле са мойрешетки стоял его недавний посетитель Михаил Катышев и внимательно слушал Селантьева, что-то тихо и быстро шептавшего ему на ухо.
Увидев искаженное от ярости лицо Туманова, Селантьев перестал шептать и отошел в глубь камеры. Катышев повернулся к Андрею и, подхалимски улыбаясь, сообщил:
— Сигареты я принес… Сигареты-то я запамятовал в посылочку положить…
— Петр Степанович! — взревел Андрей. — Какого лешего, хотел бы я знать, этот паршивец здесь делает?!