Бегство (Ветка Палестины - 3)
Шрифт:
– Всех бы вас на одну осину!
– в сердцах воскликнул третий старик, волочивший за собой пластиковый мешок для мусора. И только тут обнаружилось, по высокому и нервному голосу, что это женщина.
– Господа!
– воскликнул корреспондент.
– Мы хотим помочь вам, не отказывайтесь от интервью! Когда вы кончаете работу? Через сорок минут? Прошу каждого назвать номер своей комнаты. Мы придем к вам!
Корреспондента и его юную спутницу в длинном белом плаще, похожем на римскую тунику, встретил у стеклянных дверей гостиницы Эли. Он переминался с ноги на ногу, похоже, волновался. Представился как коллега Саши Казака, повел гостей к лифту. Счастье, что американцы не читали по-русски. Не то сразу познакомились бы со всеми надписями углем и мелом на стенках лифта и коридоров: "Чем в Амуту, лучше в омут", "Получил машканту - умер", "Евреи всех стран - не будьте легковерными идиотами", "За мир ли Шамир?" А на дверях комнаты Казака была приколота вырезка из газеты, - дружеский шарж на министра строительства
До синевы выбритый и улыбающийся Саша, сидевший на кровати, с самым безмятежным видом сказал гостям, что нынешняя голодовка в его жизни наилегчайшая. Просто детская забава. Идет всего-навсего первая "пятнашка". Из четырех возможных.
Американец и его спутница переглянулись в тревоге. Им стало ясно: молодой человек от голода и переживаний начал заговариваться, и, наверное, лучше оставить его в покое. Задав несколько малозначащих вопросов, они ретировались в коридор.
Эли, увидя, что корреспонденты ушли, расстроился. Значит, интервью не удалось. Схватив портфель, он помчался по своим делам.
Журналисты принялись рассматривать номера на дверях. Одна из дверей приоткрылась, показался уборщик с коротенькой и широкой, во все лицо, курчавой бородкой.
– К вашим услугам!
– миролюбиво сказал он, вытирая руки носовым платком.
Американцы представились: - Сэм, "Нью-Йорк Таймс", Линда, агентство "Ассошиейтид Пресс".
Уборщик предложил направиться в кухоньку, потому что он не живет в гостинице.
– Я - человек, вляпавшийся в Израиль по недомыслию, - начал уборщик, когда американцы уселись у накрытого газеткой столика. Он снял со стола пустые кастрюли, сунул их на полочку.
– Рассказать о себе? Что за вопрос!..
– Ему стало жарко, и он скинул свой синий комбинезон до пояса. У него был мощный торс, широкой кости мускулистые руки, видимо, не страшившиеся никакого труда...
– Меня зовут Евсей Трубашник. В той, потусторонней жизни я тоже был мусорщиком. Такая была моя должность точненько! Первое мое изобретение - высокотемпературная печь. Она сжигала весь мусор подмосковного города, поглощая и нейтрализуя вредные выбросы, неизбежные в таком адском деле. Таким образом, я работаю, как видите, по профессии!
– произнес он с усмешкой.
– ... Моя печь? Сионские мудрецы посчитали, что Израилю намного дешевле наградить меня, как профессионала, персональной метлой. Сунули в руки метлу, и никаких тебе забот, елки-моталки!.. Так вот, по подсчету той, ныне потусторонней, дирекции, моя печурка принесла городу и комбинату четыре миллиона экономии. Я получил за это премию - сорок ре. Ну да, рублей... За остальные изобретения? Какому изобретателю платили когда по человечески?! Мой максимальный гонорар шестьдесят ре. Плюс почетная грамота. Всю молодость провел в московской "коммуналке..." Что такое "коммуналка"? Это прообраз коммунизма - туалет и ванна по заявкам трудящихся!.. Я жил с матерью и грезил о собственной квартире. Потом, когда мать умерла и появилась жена - балерина кордебалета и бутончик-доченька, я понял, что квартира - воздушный замок. Денег на замок мне не собрать никогда. Завербовался в Норильск, с трудом копил свои вожделенные ре... И тут, о, ужас, начались наши советские фокусы! Почище, чем у Булгакова в его "Мастере и Маргарите": бумажные ре на глазах публики стали деревянными. На них вполне можно было купить, но не квартиру, а памятник на собственную могилу... Приглядел бы я себе глыбу из норильского гранита. Но тут такое началось, что пришлось, елки-моталки! уносить ноги.
– Позвольте, а зачем вам пришлось, извините, уносить свои елки-моталки?
– воскликнул Сэм.
– У вас были столкновения с властью?
– Никогда!
– воскликнул уборщик, и почему-то оглянулся.
– А где вы живете?
– Линда нацелила фотоаппарат на курчавую ухоженную бородку.
– Нигде! Я - бомж!.. Что такое бомж? БОМЖ - это советская аббревиатура. Без Определенного Места Жительства. То есть босяк! Отбросы общества!
– Как это может быть в Израиле?
– воскликнул Сэм, вынимая из кожаной сумочки магнитофон.
– В Израиле все может быть.! Я в стране год и четыре месяца. Год власть давала мне деньги на квартиру, а потом хозяин выставил меня вон. Сдал квартиру новичкам, которым еще дают шекели. Это называется тут "прямая абсорбция". Записывайте, пожалуйста, я разрешаю, что за вопрос! "Прямая абсорбция"? Вы же видите! Через год - на улицу прямиком.
– Извините, но где же вы, скажем, сегодня ночевали?
– недоверчиво спросила Линда.
– Где-то приводили себя в порядок? Босяку так бородку не подбрить, - добавила он улыбчиво.
Сэм бросил недовольный взгляд на Линду, поинтересовался деловито: Пристроены у друзей? В общежитии?
– Пристроен, что за вопрос! Я абонирую садовую скамейку. Тут, рядом с отелем... Свежо, морской воздух... Есть ли надежда? Кто знает? Вот, говорят, амута. И я записался. Но, боюсь, будет как в России. Вступительный взнос взяли, а потом ищи ветра в поле.
– Вы видите здесь свое будущее?
– Я подмету весь Израиль, поскольку страна маленькая. А потом сломаю метлу о голову главного сионского мудреца Шамира. Или о того, кто его заменит. Нет-нет, вы пишите!
– Позвольте, - Сэм усмехнулся.
– С советской властью у вас, как вы сказали, не было конфликтов. Вы, по всей видимости, тихий и верноподданный человек? Политика не ваша сфера?
– Я верноподданный там, в зазеркалье, а тут, нет никакого вопроса! я таки сломаю нашему Премьеру голову. Он ответит за каждый выброшенный на свалку рабочий день инженера-изобретателя. Да разве только за мой день?! Хотите откровенный разговор? На всю железку? Или вам, господа, это ни к чему?
– Вполне к чему, господин изобретатель. Я имею право включить свой тейпрекордер?
– Почему нет!
– Евсей Трубашник поершил в раздумье бородку, в которой сверкнула первая седина, и начал излагать свою думу. Говорил он спокойно, не прерываясь, видно, дума эта мучила его давно и толковал о том он не раз. Веселые "елки-моталки", представлявшие инженера Евсея простоватым, немудрящим парнем, что, видно, помогало ему в России выжить, из его речи совершенно исчезли.
– За сорок пять послевоенных лет - рассмотрим только их?
– еврейский народ Восточной Европы обрел состояние. Богатство в виде высокообразованной части своего народа. Это чудо еще будут изучать историки всех стран. Кроме, конечно, израильских. Почему "кроме" вы поймете из дальнейшего... Разве не чудо, что в нищих странах, при фашистских и полуфашистских системах подавления мысли, где интеллигентные семьи никогда не имели достатка, еврейские старики родители, кстати, и мои тоже, вынуждены были отдавать все, даже кровь, чтобы их дети получили самое лучшее образование. Именно там, в условиях долгой и постыдной приниженности евреев, родились не только тысячи и десятки тысяч талантливых людей, но и гении... Три-пять таких звезд у всего мира на слуху. А я знаю десятки блистательных ученых, совершивших открытия всемирного значения, неизвестных по сей день: они вынужденно работали на вторых-третьих ролях, чаще всего, исследователями-невидимками за семью печатями секретных лабораторий, годами и десятилетиями их отбрасывали от ключевых постов "по пятому пункту". Это, как вы понимаете, сливки. Но сливки без молока не получишь. Молоко - извините за сравнение, я не поэт, а заводской инженер -это сотни тысяч кандидатов и докторов наук, инженеров, врачей, рабочих высокой квалификации. Это профессионалы во всех отраслях промышленности, яркая комета на русском небе, что вызвало даже удивление Горбача: евреев в СССР всего ноль шестьдесят один процент, а ученых - куда ни глянь - иудей! Это и есть то, что я называю чудом. И вот это чудо, значительная часть его, оказалось ныне в Израиле. Больше половины "олим ми Руссия" с высшим образованием. Иные в пору самых высоких своих достижений и зрелости, - в возрасте пятидесяти-шестидесяти лет. Часто в годы своего максимального творческого расцвета - не чудо ли?! И вот это еврейское чудо, стыдно говорить! в еврейском государстве невостребовано. Оказалось здесь ни к чему - не нуждается в нем Израиль... Там мы стояли в очередях за батоном и бутылкой молока, здесь оказались в более страшной очереди - за право быть нужными, за право думать, работать по профессии. Кричишь на всех углах работу! Тебе метелку в руки - трудись!.. Чем выше интеллект, тем ниже порог чувствительности. Значит, больнее всего людям высокого полета. Они могли бы стать гордостью страны, а их - в грязь.
В этой гостинице живет профессор Аврамий Шор, известный социолог. Он пишет: за год простоя исследователь, лишенный лаборатории, материалов, теряет четверть своей потенции. Значит, четыре года, и ученого нет.
Но давайте, господа, рассмотрим проблему с другой стороны. Может быть, у Израиля достаточно специалистов? А у нас амбиции не по разуму? Вам это любопытно или сменить пластинку?.. Хорошо, продолжим. Я, по базовому образованию, инженер-электрик. Восемь месяцев работал почти по специальности. Меня даже повышали, сулили дать "квиют", постоянство, что в Израиле вроде ордена "Победы". Готов свидетельствовать перед любым трибуналом. Энергетика Израиля отстала на пятнадцать лет. Даже у себя в Норильске я не видел таких безграмотных инженеров, как здесь. Мне приходилось отменять монтаж по их чертежам. Перечеркивал красным карандашем. Дикость, дикость! В компании, где я работал, внедряли вакуумные выключатели и прочую аппаратуру, созданную по патенту доктора Свечкова. Днем с огнем искали специалистов. Я привел не просто знатока, я привел самого доктора Свечкова, моего учителя, репатриировавшегося в Израиль. Не взяли. Тут я им и высказал все! Естественно, меня в шею... Нет, голод мне не грозит. По Норильску у нас ходил татарин, голосил под окнами дурным голосом: "Чыним, паяим, каструли почыняем..." Вот я и есть такой татарин. Шекель в кармане не звенит, вешаю на стенку бумагу: "Чиню компьютеры, телевизоры, пылесосы", ну, и все прочее...
Линда хотела заметить что-то, но, взглянув на лицо Евсея, осеклась: широченные острые скулы его дернулись взад-вперед яростно.
– Позвольте мне идти... к вашему учителю... как его?. Сверчиков, сказал Сэм.
– Мне непонятно, почему его не взяли. Ведь это их бизнес удача, доходы... Что? Сказали, плохой иврит?
– Это, господа, вам трудно понять. Пятьсот тысяч работящих людей прибыло из России. Вот и ввели бы вторым, рабочим, языком русский... Кого интересует доход, тот давно перестроился. Идешь по городу, читаешь по-русски: "Масло", "Сыр швейцарский". "Адвокат и нотариус". На двух языках рекламирует тот, кто хочет привлечь к себе. А в нашей фирме хотели не привадить, а отвадить. Чтоб свечко-выми и не пахло. Хотите хоть что-то понять, поговорите с моими коллегами по метле и тряпке.