Бегущий по лабиринту
Шрифт:
— Вот хрень! На десять минут нельзя отлучиться без того, чтобы медаки не начали истязать бедолагу! — Он покачал головой и слегка пнул Томаса ногой. — Найди Чака и передай, что я поручил ему позаботиться о твоем спальном месте.
Сказав это, он со всех ног помчался к постройке.
Томас сполз на землю по грубой коре дерева, оперся спиной о ствол и закрыл глаза. Как бы ему хотелось, чтобы все происходящее оказалось лишь кошмарным сном!
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Томас долго сидел так, будучи не в силах пошевелиться. Наконец он заставил себя посмотреть в сторону кособокой постройки. Возле нее крутилась группа мальчишек, которые то и дело беспокойно поглядывали на верхние окна, будто ожидали, что вот-вот случится взрыв и оттуда в туче осколков стекла и щепок на них вылетит какая-нибудь омерзительная тварь.
Внимание Томаса привлек странный стрекочущий звук. Он посмотрел вверх и успел заметить бледный красный огонек, тут же скрывшийся в ветвях. Томас поднялся и обошел дерево с другой стороны, вытягивая шею и стараясь понять, откуда исходит стрекотание, но не увидел ничего, кроме голых серо-коричневых веток, вытянувшихся словно костлявые пальцы и придававших дереву сходство с живым существом.
— Это один из этих… жуков-стукачей, — произнес кто-то.
Томас обернулся — рядом стоял невысокий пухлый мальчуган. Совсем юный — вероятно, самый молодой из всех, кого Томас успел здесь встретить; на вид ему было лет двенадцать-тринадцать. Длинные темные волосы, заложенные за уши, доходили до плеч, на румяном круглом лице блестели грустные голубые глаза.
Томас кивнул ему.
— Жуков… каких, говоришь, жуков?
— Стукачей, — повторил мальчик, указывая на верхушку дерева. — Если у тебя хватит ума не лезть к нему первым, он тебя не тронет, — он сделал паузу, — шанк.
Кажется, парнишке было неловко произносить последнее слово, будто диалект Глэйда по-прежнему оставался ему чуждым.
Опять раздался леденящий душу вопль — на сей раз более протяжный, — от которого Томаса прошиб холодный пот.
— Что там происходит? — спросил он, показывая на постройку.
— Не знаю, — ответил круглолицый мальчик высоким детским голоском. — Это Бен. Ему здорово досталось. Все-таки они до него добрались.
— Они?..
Зловещий тон, каким мальчик произнес это слово, Томасу очень не понравился.
— Ага.
— Кто — ОНИ?
— Надеюсь, тебе не придется это прочувствовать на собственной шкуре, — ответил парнишка как-то слишком уж спокойно и непринужденно. Он протянул руку. — Меня зовут Чак. Пока не появился ты, я считался Салагой.
Так вот кто должен позаботиться о моем ночлеге, — подумал Томас. Мало того, что он не мог избавиться от чувства полнейшего дискомфорта, так теперь еще и был раздражен. От непонимания происходящего разболелась голова.
— Почему все называют меня Салагой? — спросил он Чака, коротко пожав тому руку.
— Потому что ты самый новый из всех новичков. — Чак ткнул в Томаса пальцем и засмеялся.
Из дома вновь донесся душераздирающий крик, похожий на рев животного на скотобойне.
— Как ты можешь смеяться? — поразился Томас, напуганный загадочным воплем. — Такое впечатление, будто там кто-то умирает.
— Все с ним будет нормально. Никто еще не умер, если успевал получить сыворотку. Тут все — или ничего. Смерть или жизнь. Просто очень болезненно.
— Что — болезненно? — спросил Томас, выдержав небольшую паузу.
Глаза Чака забегали.
— Ну… когда жалят гриверы.
— Гриверы?
Томас все больше заходил в тупик. Жалят… Гриверы… Услышав слова, от которых веяло чем-то зловещим, он уже не был уверен, что хочет знать подробности.
Чак пожал плечами и, закатив глаза, отвернулся.
Томас досадливо вздохнул и вновь прислонился к дереву.
— Сдается, ты знаешь не намного больше меня, — слукавил он.
Его амнезия была очень странной. Томас помнил, как устроен мир в общем и целом, но многие детали — например, лица людей и их имена — напрочь вылетели из головы. Как если бы в новой книге отсутствовало каждое десятое слово, отчего смысл понять невозможно. Томас не помнил даже своего возраста.
— Чак… как ты думаешь, сколько мне лет?
Мальчик окинул его взглядом с ног до головы.
— Я бы сказал, шестнадцать. Рост примерно метр восемьдесят, шатен… если тебя это интересует. А еще: ты выглядишь хуже, чем обжаренный на костре кусок печенки. — Он хихикнул.
Томас был поражен настолько, что последних слов уже не слышал. Шестнадцать?! Неужели ему всего шестнадцать? Он-то ощущал себя куда более взрослым.
— Ты серьезно? — Он умолк, пытаясь подобрать нужное слово. — Как…
Томас почувствовал себя совсем плохо.
— Успокойся. Первые дни будет очень погано, потом привыкнешь. Как я, например. Всяко лучше, чем жить в куче кланка. — Он искоса посмотрел на Томаса, будто ожидая нового вопроса. — Кланком мы называем дерьмо. Когда дерьмо падает в ночной горшок, оно издает звук, похожий на «кланк».
Томас уставился на Чака, не веря ушам.
— Офигеть, — только и смог он вымолвить.
Томас встал, прошел мимо Чака и направился к обветшалому дому, который нелепым пятном выделялся на фоне массивной каменной стены. Определение «развалина» подходило к его внешнему виду, пожалуй, лучше всего: в высоту дом выглядел как трех- или четырехэтажное здание, но складывалось впечатление, что он в любую минуту готов завалиться. Судя по нелепому нагромождению балок, досок, окон и толстых веревок, дом, видимо, сколотили в большой спешке.
Проходя через площадь, Томас уловил отчетливый запах дыма и аромат жарящегося на огне мяса. В животе заурчало. Теперь, когда Томас узнал, что кричал всего лишь покусанный мальчик, ему стало легче. Конечно, если не думать, кто именно покусал…
— Как тебя зовут? — спросил Чак, стараясь поспеть за Томасом.
— Что?
— Твое имя. Ты нам до сих пор не сказал. Наверняка ты его помнишь.
— Томас.
Он едва слышал собственный голос. Его мысли направились в новое русло: если Чак прав, тогда Томас только что выявил нечто общее между обитателями Глэйда. Потеря памяти у всех была похожей — они помнили собственные имена, но почему-то забыли, как зовут их родителей и друзей. И почему-то никто здесь не помнил своей фамилии.