Бегущий по Лабиринту
Шрифт:
И теперь он оказался в их рядах.
Такова моя участь, — подумал он. — Жить в огромном лабиринте в окружении мерзких чудовищ.
Горечь разъедала душу, словно яд. Крики Алби — теперь, на расстоянии, они звучали тише, но все-таки слышались достаточно отчетливо — растравляли лишь сильнее. Каждый раз, слыша их, Томас невольно зажимал уши ладонями.
Хотя он и не помнил своей жизни до того, как очнулся в Ящике, юноша был уверен, что последние двадцать четыре часа — самые худшие с момента
День незаметно подошел к концу. Солнце скрылось за высокими стенами, и вскоре Глэйд огласило уже привычное Томасу громыхание запирающихся на ночь Ворот. Когда совсем стемнело, Чак принес ему еду и большой стакан холодной воды.
— Спасибо, — сказал Томас, чувствуя прилив теплоты к мальчику. С максимальной быстротой, на которую были способны израненные руки, он принялся поддевать с тарелки куски говядины с лапшой и запихивать их себе в рот. — Как раз то, что мне сейчас нужно…
Томас сделал большой глоток воды, затем снова принялся жадно поглощать пищу. Лишь теперь он осознал, как сильно проголодался.
— Как можно так есть? Просто отвратительно, — сказал Чак, устраиваясь на скамье возле Томаса. — Все равно что наблюдать, как изголодавшаяся свинья пожирает собственный кланк.
— Прикольная шутка, — хмыкнул Томас. — Тебе стоит выступить с ней перед гриверами в Лабиринте. То-то они поржут.
Он тут же пожалел о своих словах. Судя по обиженному выражению лица Чака, реплика задела мальчика. Впрочем, обида исчезла с его лица так же быстро, как и появилась.
— Кстати, хотел сказать — в Глэйде сейчас только о тебе и говорят.
Томас выпрямился на лавке, не зная, как отнестись к подобной новости.
— С чего бы это?
— Гм… Дай-ка подумать. Во-первых, вопреки запрету, ты ночью удрал в Лабиринт. Во-вторых, выяснилось, что ты, оказывается, прямо Тарзан какой-то — ловко скачешь по зарослям плюща и подвешиваешь людей на стенах. И в-третьих, ты стал одним из первых, кто умудрился продержаться за пределами Глэйда целую ночь, да еще и укокошил четверку гриверов. Так что ума не приложу, почему тебя обсуждают все кому не лень!
Томас почувствовал прилив гордости, который, однако, быстро сошел на нет. Ему стало даже неловко из-за того, что он посмел радоваться в такой момент: Алби лежит в постели и истошно кричит от боли, мечтая лишь об одном — умереть.
— Идея отправить их к чертовой бабушке с Обрыва была не моей, а Минхо.
— А по его словам — все наоборот. Он заметил, какие номера ты выделывал с отскоками в сторону, и после этого ему пришла мысль повторить то же самое на краю Обрыва.
— Номера с отскоками? — переспросил Томас. — Да такое любому идиоту под силу!
— Ой, да ладно тебе. Не скромничай. То, что ты сделал, просто невероятно. Сделали вы с Минхо, в смысле.
Внезапно Томас почувствовал злость. Он швырнул на землю пустую тарелку.
— Тогда почему мне сейчас так дерьмово,
Томас попытался прочитать ответ в глазах мальчика, но ничего не увидел. Чак лишь наклонился вперед, сцепив руки замком и опершись ими о колени, и понурил голову. Потом он еле слышно пробормотал:
— Потому же, почему нам всем тут дерьмово.
Несколько минут они сидели молча. Бледный как покойник, с выражением непередаваемой скорби на лице, к ним подошел Ньют и уселся на землю напротив. Несмотря на унылый вид Ньюта, Томасу было приятно его присутствие.
— Думаю, худшее уже позади, — сообщил Ньют. — Бедняга поспит пару дней, а когда очухается, будет в норме. Хотя, конечно, поорет малость.
Томас не вполне понимал, через какие испытания приходится проходить Алби — сущность Метаморфозы оставалась для него загадкой. Он спросил как можно более непринужденно:
— Кстати, Ньют, а что там все-таки происходит? Нет, серьезно, я не совсем понимаю, что это за Метаморфоза такая.
Ответ Ньюта его ошарашил.
— Думаешь, мы понимаем? — воскликнул тот, всплеснув руками и тут же снова опустив их на колени. — Все, что мы знаем, черт возьми, — если тебя уколет гривер своими погаными иголками, надо срочно сделать инъекцию сыворотки, иначе кранты. Как только пострадавшему дают сыворотку, он начинает извиваться, трястись, блевать; все тело покрывается волдырями и зеленеет. Такое объяснение устраивает, Томми?
Томас нахмурился. Не хотелось расстраивать Ньюта еще сильнее, но ему нужно было получить внятный ответ.
— Слушай, я понимаю, что видеть лучшего друга в таком виде — удовольствие не из приятных, но я лишь хочу понять, что там на самом деле происходит. Откуда пошло название — Метаморфоза?
Ньют поежился и, вздохнув, ответил:
— Во время Метаморфозы возвращается память. Не вся, а только обрывки, но все-таки настоящие воспоминания о том, что происходило до того, как человек попал в эту паршивую дыру. Каждый переживший Метаморфозу впоследствии ведет себя как псих, хотя обычно все проходит не так плохо, как у Бена. В общем, тебя как будто дразнят прошлой реальной жизнью, а потом снова ее отбирают.
Мозг Томаса лихорадочно заработал.
— Ты уверен? — спросил он.
Ньют недоуменно посмотрел на него.
— Что ты имеешь в виду? В чем уверен?
— В причине депрессии. Поведение меняется, потому что они хотят вернуться к нормальной жизни — или потому, что осознают, что их прежняя жизнь была ничем не лучше новой, нынешней?
Пару секунд Ньют пристально смотрел на Томаса, затем отвернулся, видимо, над чем-то серьезно задумавшись.
— Шанки, пережившие Метаморфозу, никогда об этом не рассказывают. Они просто делаются… другими. Отталкивающими, что ли. В Глэйде есть горстка таких. Я терпеть не могу находиться рядом с ними.