Бегущий по Лабиринту
Шрифт:
— И то верно, — сказал Ньют. — Каждый из нас хорошенько все обдумает, а потом как-нибудь, если станет скучно, созовем очередной Совет и обсудим дела. Годится?
Уинстон кивнул.
При мысли, что его снова игнорируют, Томас недовольно простонал.
— Потрясающе! Меня как будто вообще здесь нет!
— Послушай-ка, Томми, — произнес Ньют. — Мы только что избрали тебя бегуном, черт возьми. Так что кончай ныть и проваливай отсюда. Тебе еще многому придется научиться у Минхо.
Только теперь Томас осознал, что именно
— А с наказанием что?
— Завтра, — ответил Ньют. — Просидишь в Кутузке от подъема и до заката.
Один день, подумал Томас. Могло быть и хуже.
Наконец собрание было распущено, и все — за исключением Ньюта и Минхо, — поспешили покинуть комнату.
Ньют продолжал сидеть, делая в блокноте какие-то пометки.
— Славное совещаньице, ничего не скажешь, — пробормотал он.
Минхо подошел к Томасу и шутливо ткнул его кулаком в плечо.
— А все этот шанк виноват.
Томас ткнул его в ответ.
— Куратором, говоришь? Правда хотел назначить меня куратором? Да ты еще больший псих, чем Галли!
Минхо притворно нахмурился.
— А что, сработало! Замахнулся на невыполнимое, зато получил то, чего хотел. Потом меня отблагодаришь.
Лишь сейчас Томас понял хитрый замысел Минхо и расплылся в довольной улыбке.
И тут в дверь постучали. Томас обернулся и увидел Чака; тот сиротливо стоял на пороге и выглядел так, будто за ним только что гнался гривер. От улыбки Томаса не осталось и следа.
— В чем дело? — спросил Ньют, поднимаясь со стула. Что-то в его тоне было такое, отчего Томас заволновался еще сильнее.
Чак смущенно смотрел в пол.
— Меня медаки послали…
— Зачем?
— У Алби припадок. По-моему, он совсем с катушек слетел — говорит, ему надо поговорить.
Ньют направился к двери, но Чак поднял руку, остановив его:
— Э-э… Не с тобой.
— Что ты имеешь в виду?
Чак кивнул на Томаса.
— Алби настаивает, чтобы привели его.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
Второй раз за сегодняшний день Томас от удивления потерял дар речи.
— Ну хорошо, пойдемте, — сказал Ньют и схватил Томаса за руку. — Одного тебя я все равно к нему не пущу.
Втроем — Томас шел следом за Ньютом, а за ними плелся Чак — они покинули комнату заседаний и направились по коридору к узкой спиральной лестнице, которую Томас раньше не заметил.
— Ты с нами не идешь, — холодно бросил Ньют Чаку, поставив ногу на первую ступеньку.
Как ни странно, Чак ничего не ответил и просто кивнул. Видно, что-то в поведении Алби сильно напугало мальчишку, подумал Томас.
— Кстати, — сказал он, обращаясь к Чаку. Ньют тем временем начал подниматься по лестнице. — Меня только что приняли в бегуны, так что теперь ты водишь дружбу с самым крутым перцем в округе.
Он попытался пошутить, чтобы развеять нарастающий страх от предстоящей встречи с Алби — что, если тот, как и Бен, набросится на него с обвинениями? Или, что хуже, в буквальном смысле нападет…
— Ага, точно, — пробормотал Чак, отрешенно уставившись на деревянные ступеньки.
Томас пожал плечами и стал подниматься. Лоб покрылся испариной, а ладони стали скользкими от пота — ему страшно не хотелось идти туда.
Ньют, мрачный и серьезный, ждал Томаса вверху на лестничной площадке. Поднявшись, Томас оказался в противоположном конце того самого длинного темного коридора, в который он попал в день появления в Глэйде. Он невольно представил Бена, извивающегося в муках, и в животе неприятно заныло; оставалось надеяться, что Алби миновал самую острую стадию Метаморфозы и ему не придется вновь наблюдать отвратительную картину — вздувшиеся вены на бледной коже, биение в конвульсиях… Впрочем, он не исключал чего-нибудь и похуже, поэтому заранее постарался взять себя в руки.
Они подошли ко второй двери справа, и Ньют легонько постучал. В ответ раздался стон. Ньют открыл дверь — слабый скрип всколыхнул в памяти Томаса неясные воспоминания из детства, когда он смотрел фильмы про дома с привидениями. Как и прежде, крошечные осколки памяти собрать воедино не удавалось: он помнил фильмы, но не лица актеров или своих близких, с которыми ходил в кино. Юноша помнил в общих чертах, что представляют собой кинотеатры, однако все детали о том, как они выглядели, стерлись из памяти. Непередаваемое чувство, которое Томас не смог бы описать при всем желании.
Ньют вошел в комнату и сделал ему знак следовать за ним. Переступая порог, Томас мысленно приготовился к самому худшему, однако ничего страшного не увидел — на кровати с закрытыми глазами лежал обычный юноша, правда, крайне истощенный.
— Он спит? — шепнул Томас, хотя на уме у него крутился совсем другой вопрос: Он точно не умер?
— Не знаю, — тихо ответил Ньют, шагнул вперед и уселся на деревянный стул, стоящий возле кровати.
Томас сел по другую сторону.
— Алби, — прошептал Ньют. Затем добавил более громко: — Алби. Чак сказал, ты хочешь поговорить с Томми.
Алби медленно открыл глаза — два кроваво-красных шара, блестевшие в ярком уличном свете. Посмотрел на Ньюта, потом на Томаса и со стоном принял сидячее положение, откинувшись на спинку кровати.
— Да, — просипел он еле слышно.
— Чак сказал, что ты бился в истерике и, в общем, совсем обезумел. — Ньют подался вперед. — Что с тобой? Все никак не оклемаешься?
Алби заговорил, но казалось, каждое слово давалось ему ценой неимоверных усилий.