Белая акула
Шрифт:
После этого несуразного разговора я и Нетико пришли к выводу, что человечество на Меркуриуме каким-то чудесным образом разделилось на две генетически несовместимые расы – более долгоживущие «дворяне» и обычные люди. Сразу всплыла ранее высказывавшаяся догадка о возможных экспериментах по продлению жизни, проводившихся на этой планете, но умное слово «эксперимент» меньше всего подходило к архаичному обществу, насквозь пропитанному суевериями и не знакомому даже с огнестрельным оружием (я сознательно не упоминаю про любые известные источники энергии, от паровых машин до установок термоядерного синтеза)! Однако, если в поместье Зигвальда я не заметил ружей или электрического
Теперь подумаем о более чем реальной «магии» Зигвальда и снова окажемся в исходном положении. Невозможно совместить волшебство и гиперзвуковые штурмовики с плазменными орудиями.
…Больше трех суток я предоставлен сам себе. Гуляй где угодно, наблюдай, общайся, если возникнет желание. Зигвальд обычно встречался со мной утром и вечером, за степенной трапезой, в остальное время занимался своими непонятными делами. Я бродил по крепости Баршанце, окончательно переименованной мною в «Берлогу», и пытался понять, где оказался.
Берлогу возвели в предгорьях, как сказали бы наши военные, в «стратегически выгодной точке» – возвышенность, все подходы просматриваются, дозорные вышки на окрестных грядах, с двух сторон дорогу к резиденции Зигвальда перекрывают непроходимые скалы. Сама Берлога вовсе не походила на замок из древних рыцарских романов – это был огромный бревенчатый дом в целых три этажа. Вернее, трехэтажной была только центральная башня, вокруг которой располагались пристройки, звездочкой спускавшиеся вниз по холму к высокому тыну, окружавшему весь комплекс, состоящий из общинных домов, где жили простецы, конюшен, хлевов, хранилищ зерна и сена, немаленькой кузни, ветряной мельницы и прочих сооружений, обеспечивавших полную автономность Берлоги. Зигвальд обмолвился, что в случае чего, здесь можно будет отсиживаться не меньше года, припасов хватит, а вода всегда есть в двух неиссякаемых родниках и глубоком артезианском колодце.
Тын меня особенно заинтересовал – высоченный забор из толстых заостренных бревен соорудили в виде неправильного пятиугольника с башенками по углам, тяжелые ворота и стена на всем протяжении обшиты тонкими полосами потемневшего металла, как выяснилось, серебром. Вероятно, на это диковинное украшение ушло больше тонны настоящего высокопробного серебра, можно рассмотреть гравированные руны и разнообразные значки – лошадки, коловороты, волчьи и буйволиные головы. Зачем это сделано – неясно, куда проще было укрепить тын значительно более прочной и надежной сталью…
Несмотря на внушительные размеры Берлоги, здесь живет не больше ста двадцати человек, из них благородных всего трое: сам Зигвальд, его отдаленный родственник с кошмарным имечком Теодегизил и теодегизилова дочурка Арегунда, еще совсем маленькая, не больше десяти лет от роду. Других женщин-дворянок в замке нет, что объясняется опасностью и непредсказуемостью жизни у кромки диких гор. Мне объяснили, что жена Теодегизила погибла, когда его поместье на дальнем севере было захвачено и сожжено незнамо кем, сам он уцелел чудом и успел вытащить одного ребенка из троих. Приют нашел у Зигвальда, брата в седьмом колене – оказалось, что на Меркуриуме близкое родство исчисляется
Что конкретно произошло с Теодегизилом и его семьей, я предпочел не выяснять – угрюмый бородач выглядел очень уж нелюдимо, на меня зыркал будто на кровного врага, а изъяснялся на непонятном гортанном диалекте, меньше всего напоминающем знакомые мне и Нетико языки. Здоровался по утрам, однако, вежливо – вне зависимости от твоего настроения, приличия нельзя нарушать. Арегунда, наоборот, целыми днями возилась с детьми простецов, а я, наблюдая за ними, отметил еще одну странность и сразу поделился мыслями с Нетико:
– …Детей в крепости мало, я насчитал всего двадцать одного ребенка. Причем семь из них совсем крошечные груднички, еще семь в возрасте лет десяти-одиннадцати, и оставшиеся семеро – подростки, около шестнадцати лет или чуть постарше. Во всех трех категориях по четыре мальчика и три девочки. Тебе это не кажется подозрительным?
– Про слово «случайность» мы, по уговору, забыли, – сказал в ответ Нетико. Чтобы поговорить с искусственным разумом без свидетелей, я забрался на галерею, шедшую по внутренней стороне тына и уселся на теплые от солнечных лучей доски, свесив вниз ноги. – Ты становишься внимателен, молодец. Однако ты видишь только то, что бросается в глаза в первую очередь. Постарайся смотреть глубже.
– Опять не угодил? – я был готов обидеться. ИР всегда опережал меня на шаг, а потом с невыразимой снисходительностью высокомудрого учителя указывал на мою неправоту. – Что на этот раз неправильно?
– Все правильно, – терпеливо сказал Нетико. – Ты заинтересовался детьми, почему бы не применить аналогичный метод рассуждений к взрослым?
– Выкладывай, – я вздохнул.
– Для начала скажи откровенно: что ты думаешь о людях, которых Зигвальд упорно называет «простецами»? Учти, данное слово он использует не как уничижительную характеристику феодально-зависимых крестьян наподобие «быдла» или «сиволапого мужичья». Это, скорее, термин. Такое же обозначение биологического класса, как «млекопитающее» или «земноводное», однако примененное к разумному человеческому существу. Вопрос понял?
– Понял… Что думаю? Они, конечно же, люди.
– Тонкое наблюдение, – едко сказал искусственный разум.
– Подожди, не перебивай! Если живой организм выглядит, как человек, говорит, как человек и ходит, как человек, то это явно не рыба и не птица, верно? И не обезьяна. Простецы мыслят, делают выводы и поступают в соответствии с ними – однозначный признак разумности, а не слепого подчинения рефлексам. Слегка тугодумы, но медленное соображение еще не означает тупости.
– Ты этому – живой пример, – не преминул съехидничать Нетико. – Будь краток: никаких особых отличий от homo sapiens в простецах ты не видишь?
– По большому счету – нет. Они странноватые, но вполне обыкновенные. Посмотри на Зигвальда, у него заскоков куда больше, чем у любого из простецов!
– Больше? Значит и кругозор шире. Зигвальда решительно не интересует неустанный труд на благо господина. Он не ограничен в желаниях, и тем более – в возможностях.
– Хватит умничать!
– Я не умничаю, а подталкиваю тебя к поиску самостоятельных решений. Если называешь себя «человеком разумным», изволь доказать состоятельность этого утверждения! Чтобы потом не обвинять машинный интеллект в своих бедах! Хватит надеяться на нашу цивилизацию, мы можем советовать, рекомендовать, помогать, но думать за людей – нет. Привыкай, тут тебе не Сириус-Центр.