Белая бабочка
Шрифт:
— Сергей Иванович, вы собираете бабочек?
Тургин уже давно гулял в степи — так он часто начинал свой день в Терновке.
— Нет, предоставляю это занятие энтомологам, — отозвался академик. — Вы посмотрите, чего только не придумают в мастерской природы!
В руке Лаврентьева трепетала бабочка. Ее большие белые крылья были окаймлены яркими полосами таких цветов, каких не сыскать ни на одной палитре.
Сергей Иванович разжал пальцы. Падая, бабочка взмахнула крыльями и, словно опершись о воздух, закружила на одном месте.
Тургин и Лаврентьев шли рядом. Павел Александрович держал в руке букетик. Время от времени он наклонялся, чтобы сорвать цветок.
— А я вас, сударь, вчера допоздна ожидал.
— Сергей Иванович, виноват, но такому шахматисту, как я, с вами трудно играть.
— Полно, не скромничайте. С вашим приездом у нас ключом забила шахматная жизнь.
— Именно шахматная. А с материалами для очерка у меня туго подвигается, — пожаловался Тургин. — И, конечно, самая трудная глава — археологическая. Порылся в источниках — всё вещи мало знакомые. Кстати, Сергей Иванович, мне несколько раз встречалась фамилия Нигофф…
— Был в здешних местах такой негоциант из немцев. Зерном промышлял и древностями приторговывал. Богатейшую коллекцию собрал.
— О его судьбе что-нибудь известно? — спросил Тургин.
— Пропал еще в первую войну. А насчет коллекции Нигоффа посмотрите в южноморских археологических записках.
— В центре главы у меня, очевидно, будет находка декрета Пилура.
— Вы там, в записках, можете прочитать и мою статью о Пилуре, — посоветовал Лаврентьев. — Написана лет сорок назад, еще до того, как здесь нашли его тиару.
Солнце уже стояло над самой головой. Было жарко. Сергей Иванович снял и перебросил через руку свой белый чесучовый пиджак. — Прошу прощения, мне пора — я все утро прогулял, — сказал он Тургину и ускорил шаг.
Вдали показался заповедник, и силуэт кургана с флагом на вершине будто плыл по синему морю.
Первый допрос
Полковник Троян и майор Анохин допрашивают Куцего.
Приступая к допросу, они знали многие страницы жизни терновского кладоискателя не хуже, чем сам Куцый помнил их.
«Кто же этот Куцый?» — думает Троян. Он устроился в кресле у письменного стола, за которым сидит майор.
Полковнику Трояну не раз приходилось лицом к лицу сталкиваться с врагом.
Он видел разные обличья и разные маски.
Опасный международный шпион, орудовавший во всех пяти частях света под видом представителя торговой фирмы; махровый диверсант в роли скромного бухгалтера райпотребсоюза; ватиканский резидент в сутане униатского попа; элегантная и словоохотливая мастерица из косметического кабинета, оказавшаяся связной… Заклятые враги и люди, запутавшиеся в их сетях, опытные агенты и слабовольные соучастники, авантюристы и провокаторы, стяжатели и хищники…
Кто же этот, со старым, морщинистым лицом, большой, грузный, неловко сидящий за столиком, приставленным к столу майора?
Еще один, доселе неизвестный полковнику вариант хорошо знакомого типа хищника — человек, который почти всю жизнь промышлял грабежом древних могил?
Когда Эос стал заповедником, Куцый еще пытался продолжать свое. Но ему дали понять, что в следующий раз штрафом он не отделается.
Село сторонилось Куцего. В колхоз он так и не вступил. Ковырялся на огороде, ловил бычков, торговал на базаре.
Во время оккупации Трофим оживился, вытащил запрятанный щуп и тряхнул стариной.
В последние годы Куцый притих. Единственная дочь давно покинула его. Жена умерла года два назад. Старик жил один в хате, еще сохранившей следы охры и синьки, которыми были обведены окна и двери.
Его хата оказалась не только на краю села, но и на краю новой жизни.
«Но только ли стяжатель и хищник?» — размышляет Троян. Еще не пришло время задать вопрос о «белой бабочке». Прежде всего нужно знать, кто был зарыт под полом в хате Куцего.
…Уже давно продолжается допрос. Куцый не так молчалив, как во время обыска. Однако ничего нового он не сказал.
— Два часа вы повторяете одно и то же, — устало говорит майор Анохин.
— Гражданин начальник, в чем виноват — дак виноват… Насчет древностей — признаю… А за костяк, хоть убейте, не знаю.
— Куцый, может быть, еще подумаете? — предлагает Троян.
Старик закрывает ухо ладонью, поудобнее опирается локтями о столик.
— Мне думать нечего, я все сказал.
— И о скелете? — спрашивает Троян.
— Гражданин начальник, Остап Петрович, конечно, человек ученый насчет древности, но тут дал ошибку. То кости древнего человека…
Пока идет этот допрос, череп, найденный в подполье, под хатой Трофима Куцего, глядит своими пустыми глазницами в объектив фотоаппарата.
Девушка в белом халате, сделав снимок, отодвигает штатив с аппаратом и, взяв кронциркуль, измеряет череп. Она работает за столом посередине лаборатории.
На стене — стенд с надписью: «Восстановление лица по черепу». Под ней попарно размещены фотографии черепов и рисунки человеческих лиц. Висят таблицы: «Стандарты толщины мягких тканей», «Соотношение мягких покровов и костей черепа». Несколько черепов лежат на полке, привешенной к стене. На другой полке — скульптурные портреты древнего человека — питекантропа, неандертальца, синантропа. В комнате пахнет пчелиным воском и канифолью.
Это лаборатория профессора Михайлова, который только что вошел в комнату. Он потянул носом и удивленно спросил:
— Вы варите воск?
— Да, Александр Иванович, полковник Троян прислал этот череп. Просит как можно быстрее сделать портрет.
Михайлов берет череп в руки.
— Опять какая-нибудь сложная история, — ни к кому не обращаясь, будто самому себе, говорит он.
Профессор садится в кресло и, медленно поворачивая в руке череп, тщательно рассматривает его. Ассистентка готова писать.