Белая чума
Шрифт:
– Ты сказал, что с тобой священник? – спросил мужчина в доме.
– Да. Это отец Майкл Фланнери из Мейнута, лучший священник из всех, кто когда-либо носил сутану. А я вижу над вашей дверью крест, который говорит мне, что здесь нет тех, кто ненавидит священников.
– У нас есть могилы, которые нуждаются в благословении, – сказал мужчина в доме, понизив голос.
– Конечно, и отец Майкл будет счастлив сделать это, – сказал Херити. – Могу я крикнуть, чтобы он присоединился к нам?
– Да… и добро пожаловать.
Херити обернулся и крикнул, сложив руки рупором:
– Отец Майкл! Вы все можете выходить. Передайте американцу.
Джон начал подниматься, но, услышав последние слова, замешкался. Что-то не в порядке, там, внизу? Ведь Херити знает, что Джон его и так слышит.
С широкой улыбкой на лице Херити подошел к двери домика, которую открыли изнутри. Он протянул руку.
– Джозеф Херити хотел бы узнать ваше имя, сэр.
– Терренс Гэннон, – сказал мужчина в доме. Он протянул Херити толстую руку.
Херити ухватил эту руку и выдернул Гэннона из дома, отбив ствол ружья в сторону, бросил мужчину на землю и отнял у него оружие. Гэннон растянулся во весь рост на дворе, пистолет Херити был нацелен на его голову.
– Все в порядке! – крикнул Херити в открытую дверь. – Одно ваше движение, и я отстрелю бедному Терри Гэннону голову. А на случай, если вы захотите пожертвовать им, мой друг американец сидит на гребне холма с пулеметом.
Из домика, подняв руки, вышел худой пожилой мужчина с седыми волосами, одетый в нижнюю рубаху и коричневые шерстяные штаны на зеленых подтяжках.
– Хорошо, – сказал Херити. – Вы двое будете лежать здесь вниз лицом. – Он поднял ружье и перебросил его через ограду.
Когда мужчины растянулись на земле перед дверью, Херити поднял голову к наблюдательному пункту Джона.
– Ты слышал, как он кричал, янки! Здесь есть еще люди.
– Только два маленьких мальчика, – сказал Гэннон приглушенным голосом.
– Они на камне прямо подо мной, – крикнул Джон, – и здесь они останутся.
– Великолепно! – крикнул Херити. Повернув пистолет наизготовку, Херити вошел в дом. Вскоре он вышел и, обойдя кругом, прошагал к другому дому. Раздался звук пинком открываемой двери, и через мгновение Херити появился снова, толкая перед собой подростка, лицо которого было бледной маской ужаса, обрамленной неряшливо висящими черными волосами.
– Это все! – крикнул Херити. – Этот сидел внутри и играл со своими руками! Какой стыд! – Херити громко засмеялся.
Джон встал, видя, что отец Майкл с мальчиком выходят из-за деревьев справа в отдалении и идут по узкой дороге. Отец Майкл радостно помахал рукой, потом остановился, увидев Херити, поднимающего винтовку с земли, и двух мужчин, все еще лежащих у двери.
– Эй, что ты наделал, Джозеф Херити? – задал вопрос отец Майкл.
– Я просто убедился, что мы не войдем прямо в осиное гнездо, отец. – Он посмотрел на мужчин, лежащих на земле. – Вы и ваш друг можете теперь встать, мистер Гэннон. И я умоляю вас простить мою подозрительность.
Гэннон поднялся на ноги и отряхнулся, затем помог встать второму мужчине. Гэннон был плотным мужчиной с длинными черными волосами. У него был широкий подбородок и большой рот с толстыми губами. В его глазах, когда он смотрел на Джона, казалось, отражалось безнадежное крушение надежд.
Джон перегнулся через край скалы и заглянул во впадину под ней.
– Вы, ребята, выходите. Никто не сделает вам ничего плохого.
«Это правда», – думал Джон. О'Нейл-Внутри ушел в какое-то тихое место, довольствуясь наблюдением и наслаждаясь плодами своей мести.
Два светловолосых мальчика – один лет десяти, а другой немного моложе – вышли из-под скалы и глазели на Джона.
– Кто из вас Берг? – спросил Джон.
Младший поднял руку.
– Ну что ж, Берг, – сказал Джон, – если в этой бутылке что-нибудь осталось, то я буду благодарен, если ты отнесешь ее в дом.
32
Человеческие общества редко бывают приспособлены к планированию на длительный срок вперед и не хотят думать в масштабе целых поколений. Нерожденные, незачатые не имеют права голоса в текущих делах. Мы приспосабливаем наши исследования к ближайшим убеждениям, наши проекты – к безотлагательным желаниям. Где же голос тех, кто еще только будет? Без этого голоса их не будет никогда.
После ленча прошло полчаса, до ужина было еще слишком долго. Стивен Броудер шагал взад и вперед по комнате со стальными стенами, в которой они с Кети были заключены, видя, как она сидит в углу и читает, и понимая, что она знает о его беспокойстве.
Ее живот заметно увеличился – свидетельство формирующегося там ребенка. А Пирд все еще не нашел священника!
Броудер знал, что произошло в Мейнуте, но ведь должен же во всей Ирландии быть хоть один достойный доверия священник. Настоящий священник. Он знал, что в округе было достаточно фальшивых и что Пирду и его людям приходится быть осторожными, но где-то просто должен найтись священник, который поженит двух узников чумы.
Он остановился у маленького стола, где разложил некоторые свои книги и стопку рапортов о продвижении исследований чумы. Может, ему начать расчищать этот беспорядок и готовить стол к ужину? Нет. Слишком рано.
Пирд и его коллеги переслали внутрь небольшой факс-аппарат, полагая, что это ослабит напряжение в камере. Он регулярно выдавал копии рапортов, которые поступали из различных исследовательских центров. Из этих рапортов Броудер составил картину работы во всем мире. Он представлял себе бесчисленные фигуры в белых халатах, тщательно разделяющие поколения культуры, инкубационные камеры, строго отрегулированные на температуру тридцать семь градусов по Цельсию, нетерпеливое ожидание в течение обязательных двух дней инкубации каждой пробы.
– А я заперт здесь. Приборов нет. Только эти проклятые книги и эти глупые, раздражающие доклады. Что я могу сделать для того, чтобы помочь?
Неужели Пирд намеренно придерживает священника, как обвиняет его Кети?
Броудер лениво поднял верхний рапорт со стола – сложенный вдвое лист факс-принтера. Это была копия последних материалов из Хаддерсфилда. Какая в этом польза? Какие-то люди в Англии думают, что теория «замка-молнии» неправильна!
Он позволил себе проиграть в уме эту теорию, зная, что японцы считают ее правильной – две нити спирали, соединенные друг с другом химическими связями, воспроизводят друг друга подобно закрыванию «молнии». Что же здесь неверно? Русским это нравилось. Сам Доэни сказал, что это «полезная концепция». Почему какие-то люди в Хаддерсфилде начали сомневаться в ней?