Белая дорога

Коннолли Джон

— Твои глаза, — только и произнес он. — Что случилось с твоими глазами?

Но Боуэн не ответил. Позже он расскажет Карлайлу об увиденном, ну, или о том, что он подумал, будто увидел, а впоследствии Карлайл расскажет следователям о том, что должно произойти. Но пока Боуэн держал все при себе, его лицо оставалось безучастным, пока он катил прочь. Выражение безучастности не изменилось, даже когда он взглянул в зеркало заднего вида и обнаружил, что капилляры в глазах полопались и зрачки превратились в черные дыры в бассейнах крови, заполнивших глазницы.

* * *

Далеко на севере Сайрус Найрн возвратился в темноту своей камеры. Здесь он чувствовал себя более счастливым, чем

снаружи, где ему приходилось общаться с другими. Они не понимали его, не могли понять. Немой: этим словом большинство людей описывало Сайруса на протяжении всей его жизни. Тупой. Молчун. Шизик. Его не особенно волновало, что они говорят. Он знал про себя, что он умный. А еще в глубине души предполагал, что он необычный.

Сайрусу было девять лет, когда его бросила мать. Отчим мучил его до тех пор, пока в возрасте семнадцати лет парень впервые не попал в тюрьму. Он все еще помнил кое-что о своей матери: это не были воспоминания, окрашенные любовью или нежностью, нет, никогда. Он вспоминал ее взгляд, полный все нарастающего презрения к тому, кого она принесла в этот мир в результате тяжелых, сложных родов. Этот взгляд навсегда остался в его памяти.

Мальчик появился на свет уродцем-горбуном, он не мог прямо стоять, его колени были сведены, словно постоянно притягиваемые друг к другу неведомой силой. Слишком большой лоб над темными глазами с почти черными радужками, а на лице выделялись продолговатые ноздри, маленький, округлый подбородок и невероятно толстые губы — верхняя губа нависала над нижней. Вечно полуоткрытый, даже во сне, этот рот пугал окружающих: им казалось, что Сайрус того и гляди начнет кусаться.

А еще он был очень сильным. На руках, на груди перекатывались мощные мышцы, они треугольником сходились к талии, а затем расширялись по линии бедер и на ягодицах. Сила была его спасением. Будь он послабее, тюрьма давно бы сломала его.

Первый срок он получил за ограбление с отягчающими обстоятельствами, после того как вломился в дом к одной женщине в Хултоне, вооруженный самодельным ножом. Женщина заперлась у себя в комнате и вызвала полицию. Сайруса схватили, когда он пытался сбежать через окно в ванной. Знаками он показал им, что ему надо было немного денег, чтобы купить себе пиво, и ему поверили. Но все равно дали три года, из которых он отсидел полтора.

Во время осмотра в тюрьме психиатр впервые поставил диагноз «шизофрения» на основе явных, классических симптомов: галлюцинации, мании, нетипичный образ мышления и самовыражения, странные мысли, слышимые голоса. Сайрус прекрасно слышал, но особенности его состояния ему объясняли с помощью сурдопереводчика, при этом он утвердительно кивал головой. Он просто предпочел скрыть этот факт во многом из тех же соображений, из которых много лет назад решил замолчать.

Или, возможно, этот выбор был сделан за него. Сайрус до конца не был уверен.

Ему назначили лекарства — нейролептики и психотропные, но он возненавидел их побочный отупляющий эффект и быстро научился скрывать факт, что больше не принимает их. Но больше, чем побочный эффект, он ненавидел одиночество, наступавшее вслед за приемом лекарств. Он презирал тишину. Когда голоса вернулись, он обрадовался им, встретил с распростертыми объятиями, как старых друзей, вернувшихся откуда-то издалека с необычными историями. Когда его выпустили из тюрьмы, он с трудом разбирал в хоре слышимых голосов болтовню охранников, сопровождавших его до ворот: его распирало возбуждение от близости свободы и возможности осуществления планов, многократно озвученных в его голове.

На самом деле для Сайруса дело в Хултоне было провалом по двум соображениям: во-первых, его схватили, во-вторых, он забрался в дом не за деньгами.

Он пришел за женщиной.

Сайрус Найрн жил в маленькой хижине, расположенной на клочке земли,

которая принадлежала семье его матери, неподалеку от реки Андроскогин, в десяти милях к югу от Уилтона. Раньше местные жители хранили овощи и фрукты в ямах, выкопанных на берегу: низкая температура достаточно долго сохраняла их свежими. Сайрус обнаружил эти старые углубления, укрепил их, замаскировал входы бревнами и кустарником. Они служили ему убежищем еще в те времена, когда он был мальчишкой, — там он прятался от всего остального мира. Порой ему казалось, что он специально создан для них, что они его естественный дом. Искривленная линия спины, короткая толстая шея, ноги, сведенные в коленях — все линии его тела будто созданы были для этого места под речным берегом. Сейчас эти стылые ямы прятали кое-что другое, и даже летом из-за вечного холода, царившего в них, ему приходилось спускаться на карачках и обнюхивать землю, прежде чем удавалось обнаружить приметы того, что лежало внизу.

После Хултона Сайрус стал осторожнее. Каждый самодельный нож он использовал только один раз, потом уничтожал: рукоятку сжигал, лезвие запрятывал подальше от места своего обитания. Вначале он мог продержаться год, а то и больше без очередной жертвы, удовлетворяясь тем, что заползал в холодное молчание своего прибежища, пока голоса не становились настолько громкими, что ему приходилось снова выходить на охоту. Затем, с возрастом, голоса становились все более настойчивыми, их требования — все более жесткими, пока он не попытался захватить женщину в Декстере. Она завопила, прибежали мужчины и побили его. Тогда он получил пять лет, сейчас срок близился к концу. В комитет по вопросам досрочного освобождения были представлены результаты экспертизы PCL-R, сделанной с применением методики, которую разработал профессор психологии из университета в Британской Колумбии. В настоящий момент это был общепризнанный метод, который с помощью специальных тестов позволял выявить симптомы, обуславливающие склонность к рецидивам, жестокости и вероятность улучшения состояния при терапевтическом вмешательстве. Комитет принял положительное решение. В течение ближайших дней Сайрус должен был оказаться на свободе. Он сможет вернуться к своей реке и любимым пещерам.

Вот почему он любил камеру, ее темноту, особенно по ночам, когда мог сомкнуть глаза и вообразить себя в другом месте, среди женщин и девушек, девушек, благоухающих духами.

В какой-то степени своим освобождением он был обязан врожденной сметливости. Если бы тюремный психиатр продолжил свои наблюдения и исследования натуры Сайруса, он смог бы найти подтверждение теории, что генетические факторы, обусловившие его развитие, также определили и ярко выраженную сообразительность. Но не так давно Сайрус получил помощь с неожиданной стороны.

В отделении психиатрической поддержки появился старик. Он заметил Сайруса из-за решетки, и его пальцы зашевелились.

— Привет.

Прошло так много времени с тех пор, когда Сайрус последний раз разговаривал на языке глухонемых с кем-то еще, кроме как с врачом, что он почти забыл, как это делается. Но сначала медленно, а потом все быстрее он стал делать знаки в ответ.

— Привет. Меня зовут...

— Сайрус. Я знаю, как тебя зовут.

— Откуда тебе известно мое имя?

— Я все про тебя знаю, Сайрус. Про тебя и про твою кладовочку.

Сайрус отшатнулся и вернулся в камеру, где до конца дня пролежал, скрючившись, на полу в углу, пока в голове у него бушевали голоса. Но на следующий день он снова подошел к самому краю зоны отдыха, и старик ждал его. Он знал. Он знал, что Сайрус снова придет к нему.

Сайрус начал делать знаки руками:

— Что тебе надо?

— Мне надо кое-что тебе отдать.

— Что?