Белая фарфоровая кошка, которая слишком много знала
Шрифт:
— Всё равно, — снова попытался заговорить я, и снова Аева меня прервала.
— А кстати, где эта кошка, про которую мне говорила Розмари? Которая так хорошо вписывается в интерьер, и которая так поразительно похожа на кошку дядюшки Кенни?
Я улыбнулся той улыбкой, которую используют детективы в тот момент, когда преступник клюнул на удочку.
— А в надёжном месте, — сказал я так, чтобы Аева поняла: вру.
И она сощурила глазки, легла подбородком на мой стол и спросила:
— Неужели украли?
Я хотел иронично заметить, что Розмари ошиблась, и в интерьер эта кошка вообще не вписывалась.
— Розмари ошиблась…
— Моя сестра, — решительно перебила меня Аева, — очень редко ошибается. Особенно если дело касается интерьера. Так где кошка-то?
— Я же говорю: в надёжном месте, — надавил я.
Аева встала со стула и прошлась по кабинету. Потом кисло осмотрела следы на ковре, а затем — разбитое окно.
— В надёжном, говорите? — ехидно спросила она. — Знаете, что происходит с теми, кто не выполняет обязательство перед семьёй МакКавити?
— Виноват, а при чём тут Вы? — спросил я. Эта девица основательно действовала мне на нервы, вела себя более чем бестактно, если не сказать вызывающе.
— Я? — притворно-виновато спросила Аева. — Да я вообще мимо проходила. Зашла, вон, вниз, картридж заправить, а там Сайрус…
Стоп, подумал я. Сайрус — это уже удар ниже пояса. Мафиозные семьи часто используют друзей детектива, чтобы заставить его бросить дело, и поэтому они всегда в опасности. В смысле, друзья. Хотя мафиозные семьи тоже в опасности, и по этой же причине. Детектив никогда не остановится, его рука достанет их из самой глубокой тени, а выстрел будет точным и смертоносным…
— Вы познакомились с Сайрусом? — спросил я.
— О, да! — ответила Аева и улыбнулась нехорошей улыбкой. — Я зашла к нему, спросила, заправляет ли он картриджи ЭмКа. Он сказал, что да. Я спросила, можно ли поменять на ЭмКашный принтер прошивку. Он ответил, что легче лёгкого. Я спросила, есть ли на них нормальные дрова под никсы. Он ответил, что эти дрова лежат в репах, и что это он, Сайрус, их написал…
Тут она замолчала. Я хотел вставить слово, но не успел.
— А потом, через пол часа, — продолжила Аева, — я встала, оделась и попробовала расспросить Сайруса о некоем детективе Чарльзе Бэнге. Но увы, меня ждало фиаско.
— Фиаско? — приподняв бровь, переспросил я.
— Ну да. Неудача. Фэйл. И я тогда подумала: к чёрту эти шпионские игры! И вот я здесь. Поэтому повторюсь. Давайте считать, что я приходила, ничего не предложила и никаких дел мы не вели, хорошо?
Я постепенно начинал осознавать происходящее. Аева говорила очень быстро, и смысл многих её фраз до меня доходил не сразу.
— Мне не нравится та часть, — признался я, — где ко мне приходят головорезы…
Аева вздохнула.
— Я пошутила. Вместо головорезов придёт мой отец. Он адвокат.
Я мрачно посмотрел на это юное создание.
— Вам ли не знать, мисс МакКавити, что адвокат для детектива…
— Да-да, — перебило меня юное создание. — хуже бага на проде.
Мой дневник — это не Аева. Адвокат для детектива — это хуже десяти головорезов. Головорезы понимают язык ножа, кулака и пистолета. Головорезы не ограничены законом, но у них есть принципы, понятия и в конце концов наниматель. Адвокаты же — исконный враг любого частного сыщика. У них нет ни этики, ни морали, а их оружие — толкование закона, перестановка букв в договорах, неправильные контракты, а также липовые свидетели и в конечном итоге молоток судьи. Язык ножа, кулака и пистолета они трактуют по закону, а в законах они как рыба в воде. Самые опасные люди, Аева, это не головорезы, нет. Самые опасные люди — это адвокаты.
— В любом случае, я не хотел бы, чтобы ко мне пришёл адвокат семьи МакКавити, — сказал в результате я.
— Что ж, — кивнула Аева. — Тогда пусть будут головорезы, как хотите.
Мне захотелось вышвырнуть её вон из кабинета.
— А про кошку, — снова заговорила она. — Вы не забудьте. Вытащите её из надёжного места и верните Виирле. И передайте Сайрусу от меня привет!
И она вышла. Теперь нужно пойти и выяснить у Сайруса, что же случилось. Но вначале — кофе!
10:30
Определённо, сегодня самый худший день для кофе. Налил его дважды, и дважды он остыл. Позвонила Виирле.
Не так. В тот самый миг, когда тёплый и горький аромат дешёвого кофе едва поднялся над моей треснувшей и покрытой серыми пятнами кружкой, телефон, чёрный, как ночь, зазвонил тысячей колоколов. Детектив (это я) хмуро смерил его взглядом, хотел уже плюнуть на всё это дело, долить в кофе виски и пропасть до самого вечера, растворившись в табачном дыме и алкоголе. Но телефон был неумолим, и, очевидно, человек, который по нему звонит тоже. Этот человек достанет меня. Почему? Потому что аванс лежит в моём сейфе, а фарфоровой кошки нет на месте. Я снял трубку.
— Чарльз Бэнг, — недовольно и с ленцой ответил я.
— Доброе утро. Это Виирле.
Голос её был натянут, как гитарная струна.
— Я так и понял, — проворчал я.
— Мистер Бэнг, я хочу узнать о своей кошке.
Я открыл свой чемодан и поглядел на статуэтку. Ту самую статуэтку. Она лежала на дне и смотрела на меня невидящим взглядом. Величайшее сокровище и источник многих моих проблем.
— С ней всё в порядке, — честно сказал я.
— Боюсь, у меня другие сведения.
— А, — притворно удивился я. — Вы о тех слухах, что якобы её похитили?
— Да, — сухо ответила Виирле. — Я именно об этих слухах.
— Эти слухи ошибочны, — ответил я и усмехнулся.
— Спасибо Вам, — тихо ответила Виирле. Кажется, на той стороне провода её мрачное и тревожное лицо тронула лёгкая улыбка.
— Это моя работа, — ответил я. — У Вас есть ещё какие-то указания?
— Что ж, если Вы сегодня принесёте её на встречу, мне будет очень приятно, — услышал я в трубке. Голос Виирле потеплел.