Белая кобра
Шрифт:
К тому же, других шансов поквитаться с майором у меня не было. Любые встречи с ним на улицах были бы не в мою пользу. Все же у него были опытные бойцы, а я не Рэмбо, так что в открытом столкновении я был обречен на проигрыш. У майора можно было пару раз выиграть на чистом случае и на фортуне, но не всегда же будет так. Когда-то бывает и по объективным причинам, а они были не в мою пользу.
Вот так я принял окончательное решение. И все же чуть замешкался, или не совсем правильно рассчитал. Меня опять контузило взрывной волной, я получил ожоги, и множественные осколочные ранения
Как я выбрался из шахты, как дополз до этого кабинета, и почему именно туда, я сам не понимаю и не помню. Как бы то ни было, я оказался в этом кабинете, где скорее всего и умер бы от ран, если бы по счастливой случайности туда не забрели бомжи.
Среди них на мою удачу оказался бывший врач, спившийся старик, который почему-то надумал со мной возиться. Он и его два товарища, по только им известным подвалам, на себе, уволокли меня в свою нору. Там они жили ещё с тремя пожилыми бомжами из бывшей интеллигенции, по разным причинам выброшенными за борт жизни.
Они сообща меня и выходили, потому что больше месяца я валялся в беспамятстве и все время бредил какими-то миллионами, как с удовольствием рассказали они мне сами, искренне посмеиваясь, когда я немного очухался и пришел в себя.
Осколки из спины выковыривал у меня тот самый чудо-доктор прокаленным на огне обыкновенным сапожным шилом, позаимствованным у одного знакомого бомжа, который перебивался ремонтом обуви для себе подобных.
Лечили меня отварами собранных и высушенных за лето старым доктором трав, которыми он лечил всех бомжей.
Здоровья для борьбы с ранами у меня оказалось вполне достаточно и живучесть кошачья, так что выжил. Правда, очень сильно ослаб за это время, а с таким питанием, как кормились эти бедолаги, спасшие меня, реабилитация шла трудно. Бомжи отрывали от себя скудную добычу, чтобы поддерживать меня.
Больше всего меня удивило то, что когда я очнулся и пришел в себя, они вручили мне деньги, которые нашли в моем комбинезоне. Посовещавшись между собой, они решили даже вернуть мне пистолет, но я наотрез отказался. Хватит. Настрелялся.
Деньги я отдал им и велел потратить на еду, и они меня основательно подкормили, да и им была поддержка. Вылеживался я месяца два, если не больше, да ещё почти столько же восстанавливался и приходил в себя.
Когда более-менее оклемался, обучили меня мои новые соратники не слишком хитрой науке бомжевать, то есть, выпрашивать милостыню, есть объедки, собирать бутылки и прочие полезные вещи по помойкам. Словом, жить, как живут сегодня сотни людей, выброшенных на обочину жизни, которые живут возле нас как тени у ног, и которых мы так же, как и тени у ног, практически перестали замечать.
Я делил с ними горький их хлеб, вот только пить я не стал. Совсем. Почему-то не хотелось. Что-то со мной произошло. Что-то такое, что я сам ещё не до конца понимал. Я понимал только, что стал другим. Каким, я ещё не знал. Мне нужно было самому привыкнуть к себе после моего второго рождения.
Протусовавшись ещё месяца два с моими спасителями, я наконец понял, что так дальше жить нельзя. Оставил им все, что только сумел отыскать в своих карманах, простился, горячо поблагодарил, и ушел.
Я понял, что хватит выживать. Пора было жить.
На улице стояли морозы, вовсю забавлялся капризный февраль, и бомж по прозвищу Михрютка, растрогавшись, подарил мне на прощание настоящее сокровище — зимнюю шапку, которую только сегодня нашел на помойке. Шапка была немного потертая, но теплая, кроличья, даже тесемочки были целы. Я опустил уши, завязал эти тесемочки под подбородком, засунул руки в карманы, положил за щеку кусочек сухарика и пошел по улицам, с наслаждением похрустывая сухариком и снегом под ногами.
Прохожие брезгливо и даже немного опасливо сторонились меня, я был грязен и страшен как смертный грех в живописном отрепье и со следами ожогов на физиономии. Но я уже привык к такому отношению, и мне было наплевать.
Первым делом я отправился в шахту, я не такой осел, чтобы уничтожать все деньги ради того, чтобы свести счеты с майором. В сумки, стоящие возле моих ног, я утрамбовал все наркотики, уложил весь аммонит и слегка прикрыл его деньгами. Остальные деньги я припрятал в той самой шахте, в которую прыгнул, спасаясь от последствий взрыва. Но меня ждало тяжелое разочарование: денег на месте не оказалось. Не могу сказать, что огорчение мое было очень тяжелым, в какой-то степени я ожидал этого, после такого мощного взрыва эту шахту должны были как следует обыскать.
(Если бы Костя Голубев ведал о том, что эти деньги нашел Осман, который знал, куда направил на помощь Каракурту своих боевиков, был невдалеке и первым с парой своих бойцов прибыл на место взрыва, то Костя расстраивался бы ещё меньше. Ведь если бы Осман подошел на пару минут раньше, он мог бы застать его в шахте, тогда не ходить бы больше Косте Голубеву по февральскому снегу, хрустя сухариком.
К тому же Осману и Шейху крупно не повезло: рискованная авантюра, предпринятая Шейхом для того, чтобы добыть новый концентрат наркотика, закончилась для него печально. В аэропорту его опознали агенты спецслужб, и в возникшей ожесточенной перестрелке Шейх был убит шальной пулей, а сопровождавший его Осман подорвал себя и бросившихся на него агентов гранатой.
Но вот об этом Костя не знал. Как и не знал, что именно приезд Шейха подтолкнул майора к встрече с ним, к последней погоне, приведшей и Костю и Юлдашева в злополучную для него шахту).
Когда я вылез из этой шахты, долго и с наслаждением вдыхал сырой февральский воздух, который, несмотря на мороз, все же пах уже близкой весной. Я развязал тесемочки у шапки, лихо сдвинул её на затылок, и пошел дальше, размахивая серыми пушистыми ушами шапки, как заяц лапами.
Пришел я к дому Гали, вошел в темный подъезд и взял там свою сумку с деньгами, которая так и лежала там, в темном углу за распределительным щитом, почти полгода. Если бы кто из жильцов этого дома знал, что в их подъезде лежит несколько сот тысяч долларов! Нерадивая уборщица, если бы ей рассказали, что она могла бы найти, если бы исправно выполняла свою работу и заглядывала за щит, наверняка скончалась бы от инфаркта.